– И… болезненно прекрасная женщина той же самой ночью возвращается в больничную палату дантиста с романом «Мактиг». Приходит в ночи к оцепенелому дантисту и выстукивает. Выстукивает финал «Мактига». Кульминацию книги. С тобой когда-нибудь случалась кульминация «Мактига»?

– Рик, ты только успокойся.

– Кульминация в том, что Мактиг, дантист, прикован наручниками к трупу злейшего врага, Маркуса Шулера, посреди пустыни.

– Пустыня? Наручники? Трупы? Вот блин. Энди! Энди!

– Энди? Нет, Шулер.

– Рик…

– И пока она это выстукивает, нежнее нежного, стараясь не причинить ему боли большей, чем уже причинила, она глядит на дантистово недвижное лицо и видит, как одинокая слеза нарастает на почти что сомкнутом снотворным глазу, устремляется вниз по щеке и безмолвно поглощается хлопковой повязкой. Женщина тоже рыдает, беззвучно… И достает наручники, приобретенные с большими финансовыми и репутационными издержками… и… соединяет себя… с запястьем дантиста-теоретика, его бездейственным запястьем…

– Ты что делаешь? А ну пусти!

– …И отлично смазанные… наручники делают щелк.

– Иисусе, Рик. Вот оно. Ты сейчас же снимешь эту штуку. Ты меня отпускаешь. Я говорила, ненавижу все эти пытки и муки, но тебе все равно! Ты больной!

– Пытки и муки? Линор, я тебя прощаю.

– Что́ ты прощаешь, бога ради? На помощь! Энди! Нил!

– Линор!

– Черт подери, Рик, вот оно. Никаких разговоров. Я хотела поговорить, я сказала: Рик, давай поговорим, – но нет, и отлично, забудь, извини, но вот оно.