Согласно учению Аристотеля о подражании (мимесисе), художественное творчество есть подражание природе, в процессе которого художник создает образы, воспроизводящие общие свойства природы. Противопоставляя поэзию истории, Аристотель отдавал ей предпочтение по причинам большей философичности, поскольку поэзия говорит «не о действительно случившемся, но о том, что могло бы случиться» и, следовательно, способна шире отразить все многообразие мира. Отталкиваясь от Аристотеля, Сидни приходит к умозаключению о том, что поэты, должным образом подражая природе, «подвластны лишь своему знанию и суждению», которое обретается ими в процессе «божественного размышления о том, что может быть или должно быть». Принимая подобную точку зрения, Сидни противоречит наиболее распространенной в XVI в. платонической концепции искусства.

Платон уделил внимание проблемам искусства в трех своих знаменитых трактатах: «Государство», «Ион» и «Федр». В соответствии с платоновским учением о мимесисе, искусство также есть подражание природе, однако саму природу Платон рассматривал как бледную копию истинных сущностей – идей; поэзия как вид искусства, таким образом, оказывалась лишь подражанием подражанию («Государство»). В «Ионе» и «Федре» Платон вообще отказал поэзии в принадлежности к искусству, назвав ее особым божественным исступлением.

Находясь под влиянием идей Аристотеля, Сидни не отрекается и от платонизма. Так, говоря о способностях поэта благодаря творческому вымыслу создавать «другую природу», то, что никогда не существовало в действительности, Сидни оказывается близок одному из авторитетнейших неоплатоников Плотину, в трактате которого «Об умной красоте» указывается, что поэты не просто подражают видимому, «но восходят к смыслам, из которых состоит и получается сама природа», а также привносят в свои творения присущую им самим красоту: «они многое созидают от себя, и, в частности, они прибавляют в каком-нибудь отношении ущербному свои свойства в качестве обладающих красотой»[57]. Сам по себе идеальный мир, которому подражает поэзия, у Сидни ассоциируется с совершенством природы, утраченным с грехопадением Адама. Таким образом, платоническая трактовка высшей красоты соединяется с христианской, подчеркивая единство прекрасного и благого.

Вместе с тем Сидни отвергает развитое итальянскими неоплатониками учение о художнике как священном безумце. Творчество – не экстатический, но рационалистический акт, в процессе которого поэт способен облагораживать внутренний мир тех, кто внимает его фантазии. Отсюда и понимание Сидни роли искусства, способного поучать, доставляя при этом наслаждение красотой. Поскольку прекрасное неотделимо от добра, красота поэзии способна порождать у человека любовь к добродетели. Далекий от утилитаристских подходов к произведениям искусства, Сидни тем не менее утверждает практическую ценность поэзии, называя поэта повелителем искусства и людей, которому дано указывать путь к совершенству и «побуждать всякого следовать по этому пути».