Войдя в здание между вытянутыми лапами «сфинкса», люди окажутся в железобетонной оболочке телескопа, которая образует грудь, шею и увенчанную куполом голову «сфинкса», а потом разойдутся в его теле по лабораторным помещениям. Арнольд Уиттик назвал этот сценарий «романтикой приключений»899.
Вдохновленный своим замыслом зодчий не придал должного значения ни техническим трудностям создания железобетонной отливки, ни недостатку сугубо частных средств, на которые велось строительство, ни низкому качеству материалов, которыми могли располагать строители в разоренной войной Германии. Отлили из бетона подземную часть здания и вход – и стало ясно, что довести железобетонную постройку до конца невозможно. Но и переделывать проект было уже поздно. Остальное выложили из кирпича, после чего здание покрыли толстым слоем штукатурки.
Последствия не заставили себя ждать. Из-за неодинаковых осадок, разности теплопроводности материалов и неодинаковой толщины стен пошли трещины, появились протечки, повлекшие за собой коррозию, местами выступила плесень, и уже через год после начала работы обсерватории здание пришлось капитально ремонтировать. С тех пор ставить здание на ремонт и реставрацию приходилось многократно900. Нынче благодаря неустанному наблюдению и использованию современных технологий, компенсирующих недостатки первоначальной конструкции, мы видим ее в хорошем состоянии. Посетитель, не знающий истории борьбы за ее сохранность, не подозревает о ее скрытых недостатках. Но однажды он о них узнаёт. Снижается ли от этого эстетическая оценка башни?
Критики башни Эйнштейна утверждали, что ее конструкция фальшива, потому что задумана она была в железобетоне, а построена в основном из кирпича901. Думаю, с ними был бы заодно Шопенгауэр, написавший за сто лет до создания башни: «Чтобы понять архитектурное произведение и эстетически насладиться им, необходимо непосредственно и наглядно знать его материю в ее весе, инерции и сцеплении, и наше удовольствие от такого произведения сразу же уменьшилось бы, если бы мы обнаружили в качестве строительного материала пемзу, ибо оно показалось бы нам тогда чем-то вроде декорации»902.
Сравним это суждение с размышлениями Романа Ингардена, который утверждает, что «когда мы открываем в постройке произведение искусства и восхищаемся ее красотой или, наоборот, испытываем отвращение от ее безобразного вида, мы принимаем ее в расчет не только как реальный предмет, более того, ее реальность начинает терять для нас значение»903. На мой взгляд, Ингарден прав, проводя различия, во-первых, между «интенциональным» (то есть существующим в нашем сознании) и реальным предметом и, во-вторых, между эстетическим восприятием и познанием. Отсюда видны ошибки Шопенгауэра: во-первых,