Где, собственно, здесь фасад? Как у круглой скульптуры, у этого сооружения нет сторон, с которых на нее не рекомендовалось бы глядеть. Статистика фотографических снимков убеждает, что самое сильное впечатление производит вид со стороны Лиона: одушевленная громада приникает острым концом к площадке перед входом в вокзал. При взгляде от железнодорожных путей черный веер кажется склонившимся к этому острию.

Вокзал Калатравы производит сильное впечатление. Но вряд ли, увидев его на фотографиях ли, в видеозаписях или в натуре, вы подумаете: вот оно, сердце Франции, Овернь – Рона – Альпы! Ворота региона сами по себе, регион – сам по себе. Я не могу назвать отношение этого произведения к характеру региона хотя бы построенным на принципе контраста, как можно, например, говорить об обоих музеях Гуггенхайма. Глядя на вокзал Лион Сент-Экзюпери, я думаю: вот он, Калатрава! Мгновенно узнаваемый и, как всегда, внеконтекстуальный.

Возможно, у него получается так из‐за соединения в его индивидуальности трех творцов – художника, инженера и архитектора958, хотя последним из этих даров, как мне кажется, он одарен меньше, нежели двумя предыдущими. «Первыми [в открытии новых путей в архитектуре. – А. С.] идут поэты, живописцы, скульпторы и инженеры. Архитекторы, кажется, отстают»959; «Гораздо легче уловить чистоту формы в рисунке и скульптуре, чем в самих зданиях»960, – эти высказывания Калатравы не столько об архитектуре, сколько о том, что в его творчестве она маргинальна. Решая архитектурную задачу, он сначала обращается к некоему поэтическому, художественному образу, захватившему его как графика или скульптора, а затем, будучи отличным инженером, находит конструктивные средства для изобразительного воплощения этого образа в натуральном масштабе. Называть результаты такого художественно-инженерного мимесиса архитектурой можно только номинально. На деле Калатрава создает колоссальной величины вещи, которые правильнее было бы называть гиперскульптурами, причем отнюдь не беспредметными. Скульптурам вообще свойственно самоутверждаться независимо от окружения. Архитектура позволить себе такой автономии не может, вернее, не должна. Даже архитектурный контраст – не автономия, потому что контраст выстраивается как антитеза к окружению. Выступая в Лондоне в 1994 году на фестивале испанского искусства, Калатрава назвал свой подход к архитектуре «очень абстрактным и формальным» и, далее, «чисто скульптурным»961. Это сказано точно, если понимать под абстрактностью не беспредметность его архитектурных образов, а их отвлеченность от контекста, которая является одной из причин подчас ошеломляющего впечатления, которое они производят.