Мимун Хамади настойчиво уговаривал Франка брать свою долю барыша, торопил его открыть номерной счет в семейном банке Женевы, но Франк чувствовал себя неловко, он медлил и отказывался, потому что не был членом ФНО; в конце концов ему пришлось согласиться: Мимун утверждал, что это принесет практическую пользу. И действительно: чтобы объяснить необходимость этих тайных платежей, Мимун привел доводы, которые не приходили Франку в голову: представители партии должны иметь в распоряжении значительные средства для финансирования операций, которые нельзя официально отразить в бюджете, а главное, нужно готовиться к будущему: «Мы не знаем, что принесет завтрашний день, понимаешь? Ситуация нестабильна. У нас так много внутренних и внешних врагов, которые мечтают отстранить нас от власти. Мы должны создать казну на случай возможной войны. Случись сейчас государственный переворот, мы, во всяком случае, сможем защитить революцию. И потом, немного потратить на себя – это не преступление: нам мало платят, и мы будем лучше работать, зная, что наши семьи обеспечены». Все алжирские чиновники имели личные счета в банке, а объяснения, которые они приводили, выглядели вполне убедительно. Судьба алжирской социалистической революции была надежно застрахована, пока на эти счета падала обильная манна небесная еще и в виде доли от нефтегазовых доходов.

На следующий год Франк смог позволить себе купить пятикомнатную виллу с террасой на холме Эль-Биара, с великолепным видом на залив. Правда, этот дом уступал в роскоши дому Мимуна, в нем не было ни парка, ни бассейна. Только красивый сад с фруктовыми деревьями. В благодарность за эффективную работу и верность делу Мимун подарил Франку новый бежевый «Мерседес-504», сказав: «Если ты так и будешь мозолить глаза своим помятым „рено-дофин“, уважения тебе в этой стране не видать. Ты должен показать, кто ты есть. Кроме того, это всего лишь компенсация за жалкую зарплату госслужащего. И начни наконец прилично одеваться!»

* * *

Поездка на черной «волге» заняла всего шесть минут, в окне стремительно пролетали городские улицы; наконец машина остановилась перед внушительным, облицованным гранитом зданием на Литейном проспекте… Игорь вспомнил, как некогда, переходя здесь на другую сторону улицы, всегда оказывался перед «Живым кладбищем» – такую репутацию имело это место: здесь то ли из подземелья, то ли еще откуда-то порой доносились крики и стоны; внезапно они прерывались, и наступала страшная, невыносимая тишина.

В комнате на первом этаже с него сняли пиджак, галстук, часы, ботинки, вынули мелочь из карманов брюк, прощупали одежду согласно тюремному порядку и повели в подвал.