На следующее утро его вызвал конвойный. Игорь подумал, что его отведут в медпункт, но вместо этого он оказался в подвале с черными, склизкими от сырости стенами. Это была трехметровая одиночка с высоким потолком; он лег на грязный матрас и стал ждать. И снова потерял счет времени. Когда заключенный, раздающий еду под присмотром охранника, просунул в окошко миску баланды и кусок хлеба, он спросил: «Какой сегодня день? Который час?» Но тот молча захлопнул дверцу. Игорь не смог удержать миску в руках; она упала на пол. Дважды в день он задавал один и тот же вопрос заключенному и надзирателю, приносившим еду, но те не отвечали. Ему казалось, что его похоронили заживо; временами абсолютная тишина становилась невыносимой. Почему из других камер не раздавалось ни звука? Неужели заключенные умерли? Он взял в привычку напрягать слух, когда слышал скрип катящейся тележки с едой.

В этом зловонном подземелье Игорь постоянно чувствовал удушье; он понимал, что причина в нем самом: лоб и виски у него горели огнем, каждый вздох давался с болью. И тщетно он барабанил кулаками в дверь, крича, что ему нужен врач, что он болен, – никто не отвечал. Когда охранник в очередной раз принес ему миску баланды и кусок хлеба, он бросился к окошку и выкрикнул, что у него сепсис, что он умирает, но окошко тут же захлопнулось. Обессиленный Игорь повалился на койку; на лбу выступила испарина; широко открыв рот, он жадно хватал воздух, губы дрожали; он понял, что его решили убить таким способом. Началась рвота, голова кружилась, он уже не мог есть. Малейшее движение требовало невероятных усилий. Ему казалось, что он провел в этом вонючем застенке дней десять, а может, и больше, какая разница. Он умрет здесь от сепсиса, постепенно теряя сознание, – и уже начинал чувствовать первые симптомы. Игорь ворочался на тюфяке, ему чудилось, что он ничего не весит, парит в воздухе. Он закрыл глаза, призывая счастливые воспоминания, и ему привиделась Надя: она только что родила и с сияющей улыбкой прижимала к себе спеленутого сына; Игорь вспомнил, что он подумал в тот момент: «У нас будет прекрасная семья и счастливая жизнь».

И все-таки он ни разу ни о чем не пожалел. Ни о том, что согласился на эту миссию, ни о том, что ослушался приказа, который передала ему уборщица в музее. Они хотели защитить его до того, как начнется война. Но было уже слишком поздно. Ему не давало покоя только одно: он не знал, чем все закончилось. Удалось ли его маленькой стране невозможное или она сметена и уничтожена яростью многочисленных врагов?