– Мы прожили вместе почти тридцать лет, поскольку оба оказались одиноки, но это произошло много позже твоего отъезда. Я взял на себя заботу о Людвике, он потом женился на Елене – ты помнишь мою дочку, ей было три года, когда ты уехал? А сколько было Людвику в ту пору?

– Пять лет.

– Они будут так рады снова увидеть тебя!

Однако Павел боялся встречаться с сыном, боялся не узнать его, услышать упреки, на которые нечего возразить, но больше всего его пугала мысль, что он ничего не почувствует при встрече. На лестнице он остановился, собираясь повернуть назад, и Йозефу пришлось подбодрить его:

– Настало время вернуть себе сына; он не ждет тебя, но ты ему нужен и его детям тоже.

Он поднимался по ступенькам, держа Павла за плечо, и сам нажал на кнопку звонка.

Людвик открыл дверь: перед ним стоял плотный пожилой мужчина с раскрасневшимся лицом и спутанными седыми волосами, а за его спиной – Йозеф. Людвик переводил взгляд с одного на другого. И все понял. Его охватила дрожь, по лицу потекли слезы. Вышедшая в коридор Елена увидела, что ее муж плачет в объятиях высокого старика, а тот ласково похлопывает его по плечу. Он поднял глаза: «Елена!» Она подошла и обняла обоих. И так они долго стояли, не разнимая объятий.

– Антонин, девочки, идите сюда, ваш дедушка вернулся!

Как связать нити, которые не существуют? Которые никогда не существовали? Как заполнить пробел длиной в тридцать восемь лет? Глядя на сына, отдаленно напоминавшего его собственного отца, Павел молчал. Тысяча вопросов, которые он задавал себе во время парижского изгнания: «Что он сейчас делает? Любит ли школу? Играет ли в футбол? Знает ли, что у него есть отец?» – вдруг улетучились, он не знал, о чем спросить и с чего начать. Перед лицом своей вновь обретенной семьи, которая окружила его любовью, внуков, безоговорочно принявших его, Павел почувствовал, что его оставляют силы. Ни разу за все время изгнания у него не было и проблеска надежды вернуться на родину: коммунистическая диктатура казалась вечной. Возвращаясь в Прагу, он еще не осознавал того, что у них украли его жизнь, их жизни, что он никогда не сможет восполнить эти годы, ибо время безвозвратно потеряно. Что бы они ни делали, что бы ни говорили, они навсегда останутся друг другу чужими.

У Павла возникло ощущение, что он вернулся с другой планеты. Франция оставила на нем свой след и поглотила его. И он понял, что проиграл в этой игре. Как бы он ни старался, при всем желании ему не стать вновь чехом, он больше не сможет думать как они; он теперь чужой среди своих. И Павел сказал себе, что в его возрасте уже не исправляют прошлое, а хранят воспоминание о нем.