* * *

Нескончаемый снег заваливал Москву сугробами, стирая границы между тротуарами и проезжей частью. Через два дня после Богоявления Франк и отец Борис приехали в Богородице-Смоленский монастырь, относившийся к Московской епархии и более известный как Новодевичий. Там их принял митрополит Сергий.

Франк признался, что он крещеный католик, что он решил отречься от мира и принять монашеский постриг, чтобы приблизиться к Богу.

– Это трудный путь, сын мой, ты будешь ходить в послушниках три долгих года учебы и работы, прежде чем удостоишься пострига. Правда, ты волен покинуть монастырь в любой момент, и я сам могу отослать тебя, если сочту нужным. Здесь испытывают новообращенных, чтобы понять, искренне ли они стремятся быть ведомыми по пути Господа. В праздник Входа Господня в Иерусалим я совершу твое помазание, назначу тебе духовного отца, ты получишь рясу, клобук и вервицу[229]. Тебе предстоит участвовать во всех службах и таинствах, исповедоваться каждую неделю, блюсти целомудрие, жить в бедности, проявлять абсолютное смирение и слепое послушание; оно очистит твою душу перед Господом и станет смыслом твоего существования, второй натурой; ты должен отдаться ему без остатка, ибо послушание есть свобода и только через него мы обретаем Дух Святой.

Франк считал, что его решение окончательно, что оно лишит его возможности вернуться в мир людей; он отдастся служению душой и телом, не ожидая конца трехлетнего испытательного срока. Решив полностью порвать с прошлым, он раздарил соседям все вещи, что скопились за годы у него в квартире, – одежду, мебель, книги и прочее – со словами: «Друзья мои, возьмите то, что нужно вам и вашим родственникам, а я больше ни в чем не нуждаюсь». Через десять минут все исчезло, и Франк отдал ключи хозяину. Затем он снял со счета все свои сбережения и отдал их отцу Борису на ремонт храма. От своей прошлой жизни он сохранил только одежду, что была на нем, смену белья да книгу Базена об отце Фуко. Открыв бумажник, он разорвал ставшие ненужными документы. Решил было выбросить и четырехлистный клевер в прозрачном конвертике, но передумал – не потому, что считал его талисманом – тот никак не помог ему в жизни, – но потому, что клевер подарил отец в трудную минуту, тридцать один год назад. Эту последнюю ниточку Франк рвать не хотел, руководствуясь той иррациональной логикой мысли, которая иногда присуща человеку, что, пока он хранит клевер, отцовская любовь будет его оберегать.

На следующее утро после помазания послушник Франк был отправлен в Черниговский монастырь на севере Москвы, который три года назад вернули Троице-Сергиевой лавре. Монастырские постройки находились в плачевном состоянии, фрески в полуразвалившейся церкви сбиты, скиты осели и покосились. Франк ничего не знал о той жизни, которая его ожидала, и был приятно удивлен сочетанием простоты, уединения, свободы, которая здесь предоставлялась каждому, и товарищеского духа между монахами. Ему нравилась его семиметровая келья со спартанской обстановкой, и он чувствовал себя как дома в этой тихой обители.