В «Сценах» Михаила Козакова выбраны как раз те эпизоды, которые настойчиво напоминают Арбенину о его прошлом. «Смотри во все глаза», – слышит он от одного из наблюдающих за игрой: стало быть, шулерская братия не перевелась. «Играешь?» – спрашивает Арбенина старый приятель, Афанасий Казарин, тоже опытный картежник (Армен Джигарханян). «Нет. Утих», – отвечает Арбенин. Если в картине Герасимова игроки за карточным столом показаны все сплошь как клоуны и шуты, то здесь, у Козакова, это люди серьезные, проницательные, не знающие жалости. Такие, как и сам Арбенин.
«Годы употребить на упражненье рук…» – в этой строке суть шулерского навыка Арбенина, секрет его нынешнего богатства. Так что когда он садится за стол с зеленым сукном, обещав отыграться в пользу князя Звездича (Игорь Костолевский), один из игроков говорит другому:
С «почетной» репутацией Ваньки Каина, знаменитого московского вора, удалого разбойника, легендарного героя воровских приключений, садится Арбенин играть вместо князя – и, разумеется, отыгрывается. Дошлый Казарин хорошо понимает этот характер: в душе старого игрока сидит зверь, и победить натуру невозможно.
Арбенин не скрывает от молодого и наивного князя, что проиграть он не мог: шулера («мастера») не проигрывают. В том кругу, где Арбенин свой, действуют жесткие правила. Их предельно ясно выражает Казарин, игрок и философ игры.
Арбенин-Козаков исповедует ту же философию и, как игрок с большим стажем, нечистый на руку («мастер», «мастак»), он применяет правила игры и к своей жене (Евгения Симонова), не сомневаясь в ее в измене и коварстве. Арбенин-Козаков исходит из мысли, что честных и чистых людей не бывает. И как прежде Арбенин был неумолим, безжалостно разоряя партнеров по фараону, так и теперь он неумолим, убивая подозреваемую в неверности жену. Не помогают ни ее мольбы, ни ее слезы, ни крики о помощи.
Но когда страшная ошибка вышла наружу, терпит крах не только Арбенин-шулер; терпит крах вся шулерская философия: мир – совсем не колода карт, во всяком случае не совсем колода карт; он куда сложнее и многозначнее, а жизнь – не банк; и если применять правила игры к людям, можно