Другой беглец, который упал на Славского, поднялся с трудом. Это был, видимо, крестьянин-толстяк, который всегда так охотно пел. Он лежал на Славском довольно тяжелым грузом. И в самом деле это оказался крестьянин. Он вытер с лица кровь и тихо позвал в темноту: «Славский!» Славский тут же откликнулся.

Гул выстрелов, грохот взрывов теперь приглушенно доносились до их слуха. Над ними через пролом величиной не больше слухового окна светился слабый отблеск пожаров. Через этот пролом они провалились на глубину более пяти метров. До сих пор беглецы не могли по-настоящему осознать, что остались в живых. Теперь они прикинули. Бой гнал их в направлении Старого Мяста. Оба не знали, что под старыми домами, средневековыми церквами и монастырями имелись глубокие подвалы, лабиринты ходов и переходов, ведущих к крутому берегу Вислы. Они зажгли спичку и в ее неверном свете увидели, что стоят среди красных кирпичных стен в каморке с затхлым воздухом, в которую вел низкий сводчатый ход. Они стали ощупью пробираться вдоль сырых стен, недоумевая, куда может их привести этот путь. Скоро они уже не знали, далеко ли ушли, сколько времени прошло с момента их спасительного падения. Иногда ход разветвлялся, один раз они вынуждены были вернуться обратно, так как обломки и щебень завалили путь. Вслед за ощущением радости, что они спаслись от врага, пришел страх, что можно заблудиться и навсегда остаться замурованными. Избежать смерти лишь для того, чтобы здесь, под землей, умереть с голоду? Наконец они натолкнулись на ступени, которые круто поднимались наверх и привели беглецов в темный и низкий подвал, где оба не могли даже встать во весь рост.

Они посовещались шепотом, словно кто-то мог их подслушать. Вероятно, где-то есть выход, им необходимо его отыскать, попытаться выйти к Висле и вплавь добраться до противоположного берега, затем дальше, на восток, к свободе, жизни, навстречу армии, которая уже несколько дней назад вошла в пригород восточнее Вислы. Крестьянин вновь порылся в кармане, ища спички.

Хотя в темноте они едва узнавали друг друга, оба, как только вспыхнула спичка и пламя осветило низкий кирпичный свод, посмотрели в одном направлении, оба уставились в угол, и у обоих от ужаса почти перестало биться сердце.

Крестьянин выронил спичку, их вновь окутал мрак; наступила полная тишина, и только слышалось прерывистое дыхание обоих мужчин. В углу подвала, скрытая тьмой, царившей под сводом, сидела закутанная в платок старуха.

— Если будете молчать, — донесся из угла хриплый голос, — не произнесете ни слова и не будете зажигать света, им не найти вас!