Высокий трибунал! Я позволю себе на секунду перевести дыхание, прежде чем вновь примусь за свой рассказ, подойдя к важнейшему и решающему этапу моей жизни, закончившемуся тем, из-за чего я и стою здесь перед вами. Началось это год назад. Марион разрешилась сыном. Уже более полугода он предоставлен исключительно заботам моей матери, которая живет вместе с нами, но, кажется, я забегаю вперед. Да будет вам известно, высокие судьи, что в ферме «Дюделер» все важные даты в семьях служащих отмечаются не только ближайшими сотрудниками, но и руководством, что отчасти способствует пресловутой
— Вы слишком высоко цените мои скромные заслуги, господин Дюделер.
Теперь пришла его очередь устремить на меня изумленный взгляд.
— То есть как это скромные? — спросил он, мигая подслеповатыми глазами, затем сообразил, громко хмыкнул и добавил поспешно: — Вы имеете в виду вашу работу? Но я говорил не о ней. Совсем не о ней.
Мое удивление было непритворным.
— О чем же? — спросил я.
— О картинке.
— О какой картинке?
— А как же, — смеясь еще громче, пояснил Дюделер, подслеповато мигая. — Ваше фото, любезнейший! Что, совсем позабыли?
Я уловил недоумевающие взгляды моих коллег — трех бухгалтеров из отдела сбыта и двух машинисток. Тут во мне зародились кое-какие смутные догадки, но я ответил вежливо:
— Не имею ни малейшего представления.
Дюделер весь затрясся в припадке неудержимого смеха:
— Ваше фото, милейший. Младенец на наших банках — ведь это вы.
Сослуживцы — три бухгалтера и две машинистки — захлопали глазами от неожиданности.
— Ах, так, — промямлил я.
— Вы в самом деле ничего не знали? — сквозь смех спросил Дюделер.
— Наверное, просто позабыл, — ответил я вежливым тоном, снова приноравливаясь к