Матрос Селькирк (прототип Робинзона Крузо) за четыре года одиночества разучился говорить. Среди неприятных последствий своего одиночества в муравейнике зоны я сразу отметил неспособность чему-то радоваться. Даже освобождение само по себе ощутил с безразличием.

Я возвращался в Павлодар. Спустя пять лет это был совсем другой, заново отстроенный город. Пятиэтажные дома, никакие не хрущебы, асфальтированные и освещенные улицы, хорошо одетые люди, которых по ночам уже никто не раздевает. Наверно, если бы мы приехал в такой Павлодар, жизнь моя сложилась бы иначе.

На утренней планерке первый секретарь горкома комсомола представил меня аппарату. Вот у нас появился новый сотрудник, будет заниматься подростками. Прошу, как говорится, любить и жаловать. И многозначительно прокашлялся.

Про себя секретарь крыл своего начальника Литвиненко почем зря. Сам мне потом признался: «Надо же такое отчебучить – парня, исключенного когда-то из комсомола, отбывшего срок за разбой, из зоны – сразу в горком! Где это видано, где это слыхано?»

Дал мне стол с телефоном – работай! Я отработал восемь лет, с дилетантской бесшабашностью, на грани фола. Хотя и с некоторыми озарениями. Еще в колонии я вчитался в Макаренко. Его книга «Воспитание молодежи» показалась мне занимательней детектива. Хотя поначалу я не все в ней понял. Но я отдавал себе отчет, что опираться только на Макаренко я не смогу. Другое время и я – другой. Я перебрал в памяти свою уличную жизнь. Это был мой единственный жизненный опыт, на котором я мог что-то построить. Вспомнил, конечно, как меня воспитывали дома. На улице было лучше. Хотя моментами гораздо опасней.

На улице очень важно быть защищенным. Или хотя бы пребывать в иллюзии, что в трудную минуту не останешься один. Важно ощущение защищенности. Этого не было. Наша компания была слишком слаба. Но ведь и дома не было защищенности.

Эту мысль надо было додумать. И я додумал. Подросток должен быть частью надежной силы. Но из чего должна состоять эта сила? Может, из нескольких десятков хороших ребят? То есть нужна организация, которая защитит, как от улицы, так и от родительского насилия. Которая станет для подростка родной семьей.

Школа навязывала мне знания, которые никогда не пригодились в жизни. Но я должен был мучиться. Школа мучила меня. Но мучило и воспитание родителей. Из этого я сделал вывод, что настоящее воспитание должно быть незаметным, как воздух, которым мы дышим.

Я не уважал ни учителей, ни родителей. Но понимал, как важно для подростка испытывать уважение, хоть к какому-то взрослому. Но с чего должно возникнуть такое уважение? Взрослые делились в моей голове на две категории. Одним я был безразличен. Другие навязывали мне себя. Так нельзя. Подростки сами должны выбирать себе воспитателя. Точнее, должны иметь право решать, готовы ли они признать власть над собой того или иного взрослого.