Вернувшись в Пущино, любящий муж тут же поделился замечательным предсказанием с женой. А Ирина была слишком впечатлительной женщиной, чтобы не придать этому никакого значения. Сказывался авторитет Ванги. Таким образом, заболевание было как бы запрограммировано. Вскоре у Ирины появилась небольшая шишечка в груди, с горошину. Врачи сказали, что ничего страшного, а муж испугался и ускорил планы на оставшуюся жизнь с молодой бухгалтершей в своей фирме. Точнее, он уже смазывал лыжи, выжидая момента. Всю жизнь был большим модником, и теперь, в новой эпохе, никак не мог отстать от других, бросавших стареющих жен и начинающих как бы вторую жизнь с молоденькими. Он панически заторопился – Ирина таяла на глазах.

Но его опасения не подтвердились. Появился я, и оказался встряской для ее организма. А она встряхнула меня.

Ее молодая свежесть перепала Валере, но то, что осталось мне, было в нерастраченном состоянии. Мой веселый цинизм по этому поводу нравился ей. Наверное, все-таки не надоедает та женщина, которая нужна. Ирина была нужна мне духовно, но необходимость в ней я ощущал физически. Я даже подумывал: а может, последняя любовь и должна быть лучше первой?

С Ириной я понял, что не лишен мужского тщеславия. В любом обществе она как-то ненавязчиво становилась центром внимания, и телом, и словом, удивляя фигурой девушки и мужскими, в лучшем смысле, остротами. Что ж, женщина и должна уметь соревноваться с другими женщинами и утирать нос умникам. Мне оставалось только упиваться торжеством и молча хорошо закусывать. Но ее отношение ко мне было крайне сдержанное. Самое пылкое, что она выдавила из себя, сказав маме: «Не представляю на его месте никого другого». Однажды мне объявили в лоб, что моя жена лучше меня. Думали задеть, а я совсем возгордился.

С Ириной я совсем не чувствовал бойкота со стороны братьев, и они это понимали, особенно Стасик. С ее отношением к мне и с моим отношением к ней, зачем мне нужен был кто-то еще?

Я заметил за собой, что отстаю в развитии лет на пять-шесть, и теперь наверстывал упущенное. Тем более, что слово «упущенное» так созвучно слову «Пущино».

«Совсем не умеешь писать лирику! – негодовала Ирина, читая мои первые черновики прозы. Я ответил ей словами молодого Пастернака: «И прелести твоей секрет разгадке жизни равносилен». Ирина благодарно глянула и прошептала: «А ведь ты не соврал сейчас».

Ирина умела скрывать свои эмоции. Удавалось ей прятать и свою болезнь. Парик носила так, будто это ее волосы. Шутила с врачами перед очередной «химией»: «Что вы мне такое даете? У меня даже из парика волосы выпадают». Переживала только, когда рисовала себе выпавшие брови. В солнечные дни я безуспешно прогонял ее с плантации клубники. Она считала, что польза от возни в земле сильнее вредных лучей солнца.