Светлый фон

 

Берег Родоса с белым городом у подножия горной гряды и обломками Колосса, рухнувшего три века назад, уплывают вдаль за левым бортом. Ветер крепчает, парус вздувается и кряхтит, ворочаясь на толстой мачте. Подхваченная ветром водяная пыль долетает до сидящих на палубе беглецов. Вместе с Кирионом и его родней их тридцать. Одна из христианских семей все же не решилась покинуть Олимпос. Но великан Власий, и его Кларисса, и их малыши Кастор и Поллукс, к счастью, здесь. Власий подходит к Кириону, присаживается перед ним на корточки. Со времени их тяжелого разговора в каземате он ни разу не посмотрел Кириону в глаза. Вот и сейчас отводит взгляд.

– Геронда, – тихо говорит он Кириону. – Я взял весы у того купца из Фазелиса, что плывет с нами… Конечно, я не сказал ему, зачем мне весы… И вот я сейчас взвесил тот мешочек. В нем ровно три либры[35] золота. – Власий легонько хлопает себя по груди. Там, у него под хитоном, висит мешочек, который передал Кириону бритоголовый римлянин Дамиан.

Какое-то время Власий молчит, глядя на парящих над кормой чаек, потом глухо, словно нехотя говорит:

– Геронда, почему же она так поступила с нами, эта язычница?

Он встречается с Кирионом глазами и, наконец, не отводит взгляд.

– Потому, – говорит Кирион, – что наш Господь так управил по великому милосердию своему, ибо и язычники слышат Его голос в своих сердцах…

Кирион вдруг чувствует, как ужасно, как смертельно он устал – и за это плавание, и за предшествовавшие ему тревожные дни. Он ложится на палубу и кладет голову на рогожный сверток. В этом свертке – все, что он везет с собой из Олимпоса: ящик с двенадцатью свитками, кипарисовый гребень Филомены да еще – письмо Вибии Сабины, написанное ею для претора Родоса.

Эпилог

Эпилог

28 мая. Вознесение Вероника

28 мая. Вознесение

Вероника

– Здравствуй, Ванечка. Сегодня ровно сорок дней, как тебя не стало. Не знаю, правильно ли говорить «здравствуй» тем, кого не стало, и вообще – заботит ли кого-нибудь здоровье там, где ты сейчас?.. Впрочем, не важно… За эти сорок дней я не сказала тебе ни слова. Наверно, просто не хотела тебя тревожить, боялась помешать тебе уйти легко, не оглядываясь. Но сегодня вдруг поняла… Нет, даже не поняла, а ясно почувствовала, что это неправильно… Знаю, что ты любил меня, как, может быть, никто не любил. Но у нас совсем не было времени ни на что. Даже толком поговорить не успели. Точнее, у меня не было времени. И это обижало тебя, я знаю. И вот получилось, что я как будто опять отворачиваюсь от тебя и не нахожу для тебя даже пары слов…