В третьей строфе подводится итог эмоциональным перепадам субъекта, описанным через передвижение сердца в водном пространстве. Обращенные к самому себе советы в первых двух строках интересным образом намекают на расщепление человека: «стоять у [своего] изголовья» и «баюкать» себя должен сам субъект (ср. аналогичный пример: «Я и садовник, я же и цветок» – «Дано мне тело…», 1909). Эта отрефлексированная и названная противоречивость соответствует зафиксированной в первых двух строках противоречивости психологического состояния «я».

Первая строка третьей строфы при этом содержит слабые несвободные словосочетания. Так, выражение стоять у изголовья может восприниматься как частотная коллокация (см., например: врач стоял у изголовья, родные собрались у изголовья кровати умирающего) и таким образом задавать семантику болезни или умирания[83]. Употребление во второй строке фразеологизма всю жизнь в нормативном значении обобщает ситуацию, завершая темпоральную тему стихотворения, введенную в первой строфе переосмыслением идиомы.

Последние две строки закольцовывают текст, возвращаясь к слову томный через выражение томись тоской, обладающее уже другой, более горестной семантикой. Впрочем, однозначность тоски нарушается из‐за неожиданного сравнения с небылицей, возможно отменяющей правдивость и серьезность высказывания (то есть тоска предстает надуманной и несуществующей). В последней строке используется слабое несвободное словосочетание быть ласковым с кем-либо (‘быть приветливым, обходительным’). В целом же финал третьей строфы подчеркивает противоречивость лирического «я» лексическими средствами.

Таким образом, семантический сюжет стихотворения основывается на переосмыслении идиом, характеризующих эмоциональное состояние человека. У фразеологического плана текста есть несколько уровней: во-первых, идиоматика проявляется непосредственно, во-вторых, она сложным образом обыгрывается, индуцируя смысловое развитие текста, наконец, некоторые лексемы стихотворения дают возможность ассоциативной актуализации идиоматики в сознании читателя.

2. «С РОЗОВОЙ ПЕНОЙ УСТАЛОСТИ У МЯГКИХ ГУБ…» (1922)

2. «С РОЗОВОЙ ПЕНОЙ УСТАЛОСТИ У МЯГКИХ ГУБ…» (1922)

В этом стихотворении обыгрывается достаточно много фразеологии, хотя она практически не затрагивает сюжетного развития и глубинного смыслового уровня.

Лексический ряд первой строки модифицирует идиому с пеной у рта (с синонимической заменой рот – губы), притом что пена возникает и под влиянием разбитой коллокации морская пена / пена моря (см. лексему море в третьей строфе). Идиоматический смысл выражения с пеной у рта сразу не проявляется, но переосмысляется в следующей строке: «Яростно волны зеленые роет бык». Здесь же обращает на себя внимание метафорическая замена моря на сушу: бык роет волны по аналогии с выражением рыть землю (ср.: конь роет землю копытом)[84]. Сам бык далее будет в восприятии Европы описываться как горный ландшафт («И соскользнуть бы хотелось с шершавых круч»).