— Ты знаешь, что не донесу. Да и он знал, он для порядку сказал. А может, и не сторож. Сказано же про сторожа: никому не ведомо. Ему иногда самому не ведомо.

— А спрячешь, если опять придет?

— Спрятать спрячу, а помогать не буду. И оставаться нельзя тебе. Сама подумай, что будет, если в Дегунине земля встанет. Где хочешь можно, хоть и там бы не надо… Но если у нас встанет, Аша, если у нас-то, что ж это будет, Аша!

Она в первый раз обняла внучку и прижала к себе ее голову.

— Ох, что ж за напасть напала, что ж за припасть припала… Как быть, как быть…

— Ничего, — сказала Аша тихо. — Я отдохну и уйду. А своих ты вечером все-таки собери.

— Соберу. Но ты не жди, не согласятся.

— Знаю, что не согласятся. Хоть повидаю их всех.

— Ладно, — сказала бабушка. — Спать идите с дороги. Вечером разбужу.

3

3

Вспоминая потом дегунинских старух, губернатор сам не очень понимал, что за странное чувство владело им в тот вечер. Он не боялся их, нет. В них не было ничего грозного. Это они его боялись.

За годы работы с коренным населением он успел понять о нем многое, но никогда не отдавал себе отчета в истинной мере его беспомощности. Оно в самом деле ничего не могло, когда дело касалось будущего. Жизнь коренного населения протекала в бесконечно тянущемся настоящем. На все вопросы о завтрашнем дне ответ был один — «Как Бог даст»; и Даждь-бог давал завтрашний день, а Жаждь-бог отбирал вчерашний, и не было случая, чтобы завтра не наступило; так что же о нем и беспокоиться? Перед будущим, вторгающимся в сегодняшний день, коренное население испытывало панический ужас. Аша несла в себе угрозу, угроза росла с каждым днем, остановить ее не было сил, убивать коренное население не умело — оно только жалось да отступало, сбивалось в жалкую кучку… И старухи, волчицы Дегунина, жрицы тайной полузабытой веры, были не сумрачные рослые весталки, а маленькие, кругленькие, с писклявыми голосами бабки, улыбавшиеся робко и заискивающе. И говорили они в точности как Стрешин и Рякин, дополняя и перебивая друг друга:

— И будет тот человек белый, волос его черный, глаз его карий.

— Глаз карий, волос мягкий.

— Уже с зубами родится.

— С зубами, с зубами. Зубищи — во!

— Смущение сделает.

— Вас убьет, а нам смущение сделает.

— Вот как родится, так сразу и убьет.