Эге, подумал Гуров. Хорош бы я был. Стало быть, я у него на мушке с самого начала?

— Я все думаю — где тебя искать, — сказал губернатор. — А ты сам пришел.

— Руки, — спокойно сказал Эверштейн. Он слишком привык, что перед ним все пасуют. Губернатор был хоть и варяжское начальство, но человек не вовсе испорченный и кое-что умел. Впрочем, чтобы снять винтовку с убитого хазара, много ума не надо.

— Руки тебе? — осклабился Бороздин. Он и так еле сдерживался, пока Аше угрожал Гуров, но разговора совсем не понимал, а потому не мог и вмешаться. Зато теперь все было слишком понятно. Эверштейн представлялся ему главным виновником его собственного предательства и падения, хотя в этом-то как раз не был виноват ни сном, ни духом. Бороздин обязательно нашел бы его. В том, что хазар явился сам, явственно обнаруживался перст судьбы. Конечно, Бороздин не хотел убивать его сразу. Он хотел подробно ему объяснить, как именно его ненавидит, — но палец дрожал на курке, и винтовка выстрелила как бы сама собой.

Все дальнейшее произошло стремительно и так же путано, как генеральное сражение. Эверштейн дернулся, осел, но успел нажать на курок. Губернатор рухнул на Гурова, Плоскорылов кинулся спасать инспектора, Эверштейн выстрелил в Плоскорылова, а когда дым рассеялся, Эверштейн оказался ранен в бедро, губернатор — в живот, а Гуров мертв окончательно и бесповоротно. Плоскорылов, на котором не было ни царапины, стоял среди избы и испуганно озирался.

Эверштейн лежал без сознания, все его силы ушли на последний выстрел. Губернатор хрипел, и на губах у него лопались красные пузыри. Гуров лежал лицом вниз, затылок его был разворочен — Эверштейн попал прямо в лоб. Аша не двигалась. Плоскорылов ничего не понимал. Он понимал только, что теперь никто не объяснит ему конечной цели войны, а стало быть, и инициация его — главная цель нынешнего генерального сражения — откладывается на неопределенное время. Больше того — он не уберег инспектора генштаба, погибшего у него на глазах вследствие цепи необъяснимых случайностей.

— А-а-а! — заорал он на Ашу, потрясая кулаками. — Это все ты! Ты, гадина! Из-за тебя все!

Она была единственной уцелевшей в этом побоище, и, как истинный варяг, он немедленно должен был провозгласить ее виноватой.

— Огурчиков? — испуганно спросила Галя, заглядывая в комнату, где только что стреляли. — Курочки?

Аша стояла молча, сжав кулаки. Потом наклонилась над губернатором и странно напряглась, словно пыталась вернуть ему здоровье усилием воли.

— Не этого! — заорал Плоскорылов. — Не этого спасать надо!