Отлас, придя в себя, велел увести из острога Марьяну. Брату сказал:

Всё огню предать, чтоб не было этой заразы. Живых вывезти...

– Куда?

– Вон хоть к той горе. Чтоб за ветром были. И – костры жечь.

Вернувшись в отряд, уже раскинувший походные юрты, Отлас долго раздумывал, как быть с этими несчастными. Чтобы люди выжили, которые ещё могли выжить, нужно сжечь не только юрты и всё, что в них, но даже одежду. А где взять другую? Отдать свою? В чём же самим идти? Путь предстоит долгий.

– Э, ладно. – Пригласив с собой Луку, Потапа и Ваську, он отправился к юкагирам. Те запрягали оленей.

– Вот какие догадливые! – будто и не понимая, куда они собрались, похвалил Отлас. – Щас покойников вывозить будем. Всем ехать туда нет надобности. Хватит и десяти упряжек. Ну, кто смелый? Ты, что ли? – спросил он Ому. – Или струсил?

– Ома не трус. Ома никого не боится.

– Вот храбрец-то, – усмехнулся Отлас и сел на его нарту. – Поехали! Значит, десять упряжек. Остальных – сказал он Луке, – придвинь к нашим юртам. Юкагиры и русские – братья. Нехорошо, когда братья далеко друг от друга.

Лука понял: велено следить, чтобы не сбежали. И юрты юкагиров тотчас переместили.

Отлас и с ним девятнадцать юкагиров отправились в острог. В каждой юрте отыскивали живых и вывозили их в заветрие. Там уже пылали костры.

Отлас помогал юкагирам и всюду таскал за собой Ому. Тот вёл себя мужественно, с издёвкой косился на атамана: «Что, испытываешь? А я не боюсь».

Уж погрузили на нарты последних живых олюторов, когда раздался тревожный свист караульного.

Из лесу, который темнел перед острожком, с гиканьем вылетели вернувшиеся домой воины, тотчас окружили острог. Засвистели стрелы.

Отлас, толкнув наземь Ому, схватился за пистоль.

– Куда вы? Куда? – замахал руками Григорий, бесстрашно кинувшись навстречу хозяевам. – Тут смерть... Не ходите!

Гортанно крикнул кто-то. Луки опустились. Но последняя стрела всё же задела юкагира.

– Вот и делай людям добро, – ворчал Отлас, вытаскивая из предплечья юкагира стрелу. Засела неглубоко, но рана была болезненной. Однако на каменном лице раненого ни тени страдания.

Олюторы уж окружили их, и Григорий что-то говорил тойону, малорослому, с редкой бородкой человеку, указывая на Отласа. Тойон ждал, когда Отлас заговорит, но тот невозмутимо перевязывал Ому.

«Пущай думает, что мы не из робких», – Отлас тянул время, а сам косил глазом, подсчитывая, сколько уже у олюторов воинов.