– Пойдём! – Илья дёрнул его за руку и хохочущего втащил в кабак.

– Уймись, – подав ему браги, сказала Фетинья.

Он выпил, закусил шаньгой, успокоился. С недоумением и испугом глядел на эту крутую, неожиданно проявившую характер бабу.

– Грамотен?

– Разумею.

– А ну пиши, – Фетинья дал ему перо и бумагу.

– Чо писать-то?

– Я, Исай Гарусов, не мужик, а пьяница.

Неверно, ещё не согревшейся рукой Исай нацарапал.

– Чти, Илюха. Так ли, – Фетинья была неграмотна.

– Ну, близко, – проверив написанное, сказал Илья.

– Дело, – по-мужицки крякнула Фетинья. Налила ещё одну кружку, отломила кус мяса. – Грейся. А ты – она повернулась к мужу, – дай ему шайку воды горячей – пущай лик поганой отмоет. Одёжу чистую. Это, – указала на Исаево тряпьё, – выкинь в отхожее место.

Дождавшись, когда Исай приведёт себя в божеский вид, сама ухи налила, наполнила по чарке.

– Служить мне будешь? – спросила строго.

– Хоть чёрту, – обжигаясь наваристой звёздчатой юшкой, пробухтел Исай. – Мне всё едино.

– Не чёрту, а мне, – зазвенела голосом Фетинья. – И быть пса вернее.

– Бит, позорен, всеми осмеян... Мне ли норов свой оказывать? Ты первая пригрела. По гроб жизни обязан.

– Вот и служи. Обижен не будешь. Будь при Илье покамест. После другое место тебе найду.

Понарядней одевшись, отправилась к воеводе.

Ославлена в Якутске была. Встречные казаки, видя её, перемигивались и ухмылялись. Бабы сворачивали в стороны, плевались. Фетинья ж, гордо вскинув голову, шла, никому не уступая дороги.