Он поморщился, но не захныкал.

– Ладно! – сказал мужественно.

«Вылитый отец!» – просияла Стешка и прижала к себе ребёнка.

Дав отдохнуть оленю, усадила Иванка верхом, позади села сама.

– Ну, тронулись со Христом!

Без ружья, без пищи следовало бы вернуться домой. Олень повёз их к корякам.

27

Отлас сгорал от нетерпения, но всё-таки вынужден был задержаться. Подсчитав выживших олюторов, вместе с тойоном и Мином выбрали место для нового стойбища. Вайям молчал, но атаман видел, как ему тяжело. Нищ и разорён народ, и в том повинен он, тойон, глава своего народа.

– Ништо, князь, – успокаивал его Отлас, – поможем. Одёжи у нас нет. Еды тоже мало. А вот жильё вам устроим.

Собрав казаков, сказал:

– Вот брат наш малый Вайям просит подмоги. Худо людям его живётся: чума, голод. Ни пищи у них, ни одёжи.

– Свою, что ль, отдать? – ввернул Васька.

Отлас грозно покосился на племянника, и тот спрятался за спины хмуро молчавших казаков.

– И крова нет, – продолжал Отлас. – Давайте, браты, избу им срубим, чтоб добрая слава о нас пошла. Пущай знают камчадалы: мы пришли сюда с миром. Так что берите топоры в руки и – с богом! Ты, дядя Мин, руководи нами. Архипа бери себе в советчики.

И застучали казацкие топоры, запели пилы. Юкагиры и олюторы возили брёвна, жгли костры, оттаивая землю для столбов.

– Как строить-то будем? Шатром аль в крест? – спросил Мин у атамана.

- Хошь как, лишь бы просторно было, – отмахнулся Отлас и, хакнув, вонзил топор в дерево.

Трудились до пота, соль на одёже выступила. Марьяна с олюторскими женщинами варила мужикам мясо. Григорий записывал ясачных людей, лечил хворых.

Убили с десяток шнырявших под ногами чумных лис, тут же сожгли.