Светлый фон

Ительмены кинулись по всему острогу собирать золото. Мин тем временем срезал со своего счастливого пояса ничего не стоящие железные бляшки. А золота набралось изрядно.

Старик загоревал:

– Как же, хозяин милой, – начал он вздыхать притворно, – я эку груду камней унесу? Помог бы... А я за услугу вот этот крюк тебе срежу.

И вот камчадал, взвалив на себя кожаный баул, проводил старика в лагерь. Следом шла дюжина соглядатаев. Услыхав, как ржут казаки, ительмены хитро заухмылялись: вот, мол, мы провели глупого старика.

Мин сдержал своё слово и срезал для провожатого железный крюк. Отлас нож ему отдал и заодно договорился о батовщиках. И вот теперь камчадалы вместе с казаками плавали по здешним рекам. А на самой красивой, на Канучи, Отлас велел срубить крест.

– Для какой надобности? – удивился Потап, подрубая под корень самую мощную берёзу.

– Руби, пока не устал, потом я сменю.

Долго потели казаки, пока не поняли, для чего ладит крест их суровый вожак. Пока рыли яму, Григорий выжег на кресте надпись: «1697 году июня 13 сей крест поставил пятидесятник Володимер Отласов со товарищи. 55 человек».

И крест поставили.

И с той поры Камчатка навеки стала российской.

Потом атаман захаживал ещё во многие остроги, призывая камчадалов под самодержавную руку...

И ещё вот что случилось. У Марьяны в дороге родился сын. Мин, всё время постанывавший, счастливо перекрестился и враз ослабел.

– Дождался я своего часу, дочуша. Теперь и помереть можно. Крест-то, видно, и мне ставили... Токо вы меня, детушки, под тем крестом не хороните... Он не для печали, для гордости нашей русской.

Сказал, простился со всеми и умер. И схоронили его чуть ниже креста державного.

– Вечная память, – сказали. И – поплыли.

Им долгий путь предстоял: на Ичу, на Большую реку, к Курилам. А на реке Уйкоаль произошла неожиданная встреча. На коче, при надлежавшем Фетинье, шёл Любим Дежнёв. Велел он Отласам возвращаться в Якутск. Стешка ли упросила воеводу, Фетинья ли – то неведомо.

– Можете со мною на коче плыть. Можете – сухим путём. Тебе, Василко, велено охранять материны товары.

– Я, Любим Семёныч, казак, а не купец. Пойду посуху, а потом снова в эти края и – далее. Возьми с собой Григория да Марьяну с малым.

Так и порешили.

И, оставив вместо себя в Верхнекамчатске Потапа, Отлас и Васька ударились налегке в Анадырь, а вскоре их видели уже в Якутске с каким-то узакинцем, которого камчадалы держали в плену. Штормом выбросило на берег судёнышко. Все узакинцы погибли, а этот выжил, и его велено было доставить в Якутск.