Во всяком случае, Григорий Ефимович к этой нечистой силе не может быть причислен. Более того, у местного населения о нем сохраняются теплые воспоминания и уважительное отношение, как к мученику за веру. Были написаны даже иконы с образом святого великомученика Григория с портретным сходством с оригиналом. Одну такую икону мне довелось увидеть в умирающей деревне Шешуково, в которую меня завели рыбацкие тропы. В последнем жилом доме всеми покинутой деревни одиноко жили старики Кузнецовы с коровой и собакой. Из всех других домов заливаемой вешними водами деревни, он единственный был возведен на подклети, а потому годился для проживания в половодье, подступавшему в худшие годы к самому полу. Из всего нищенского обихода и немудреного имущества только и гордости было у хозяина, что икона святого великомученика Григория, якобы написанная столичным богомазом с натуры — еще при жизни Распутина. Я видел эту икону и даже держал в руках. Несомненно, что это был новодел давностью около полувека, исполненный рукой великолепного мастера. Почти фотографическая тонкость письма просто поражала: отчетливо различались каждая волосинка бороды и радужная оболочка глаз. И тем не менее это было письмо маслом по деревянной доске. «Нравится? — спрашивал меня Виктор Кузнецов. — Городские мне за нее большие деньги предлагали, но я не согласился: святостью не торгуют. А когда угрожать стали — спустил с цепи Казбека». Наивный Виктор. В захолустье своем не понимал он, что уже появились и развелись в стране нелюди, способные продать не то, что святого, а и своих детей и родителей. Не уберег его преданный Казбек. В декабрьскую ночь неизвестные убили их всех троих и спалили дом. А где теперь икона — никто не знает. Да никто и не искал. Не только икона, само упоминание, сама память о старце считались опасными и ненужными. По указанию Московских идеологов, местные ревнители атеизма раскатали родовой дом Распутиных в Покровке, устоявший перед нашествием белых, красными освободителями, анархистами Хохрякова, комбедовцами и учениками неполной школы. Но перед указанием Партии не выстоял и развеян в прах, к сожалению односельчан, посещавших развалины в надежде отыскать сувенир на память о знаменитом земляке. Случалось и находили. Но чаще возвращались ни с чем. Об одной такой истории мне рассказывал товарищ по лодочной станции. Не поленюсь ее пересказать.

Тюменский бармен Михаил Левшаков, после десятилетней разлуки, приехал под Новый год погостить к родственникам в родную Покровку, при этом лелея тайную надежду скупить десяток икон старинного письма, чтобы потом с выгодой перепродать ценителям.