С той же остротой передано душевное состояние и отношения людей под занавес второй части романа, когда кончилась фиеста. Все здесь так скупо и так сильно, кратчайшими, сдержаннейшими словами у автора — и так же поразительно мастерство переводчика.

Отъезд, почти бегство Брет с юным матадором Ромеро — тяжкий удар и для Майкла, и вдвойне для Джейка, ведь он сам в этом повинен. Утешать впрямую, вслух всем им не свойственно, душевный такт, дружеская забота выражаются в иной форме.

О Джейке только что говорили, что он blind, blind as a tick (для жаргонных оборотов тоже в ту пору было еще находкой, новинкой: вдрызг, как стелька). Потом он притворился спящим, но немного погодя все же спустился к приятелям. И вот концовка этой части:

— Вот он! — сказал Билл. — Молодец, Джейк! Я же знал, что ты не раскиснешь (you wouldn’t pass out).

— Я захотел есть и проснулся.

— Поешь супцу, — сказал Билл. (Eat some soup.)

Мы пообедали втроем, и казалось, что за нашим столиком не хватает по крайней мере шести человек.

Эта концовка полвека назад была знаменита, мы, студенты, — и не мы одни — знали ее наизусть. Вот он, стиль Хемингуэя, открытие, откровение! Но ведь этот стиль: и невеселую усмешку, и стыдливую заботливость, участие, сострадание, и тоскливую пустоту, когда отсутствие одного человека ощущается как отсутствие шестерых, как бездонный провал и самая безлюдная пустыня — все это надо было еще передать по-русски! А как это сделано? Просто и, право же, гениально. Даже не столько одним словом — одной буквой (вспомните упомянутое раньше «Попиваю винцо»). Механическая калька «поешь — или съешь — немного супа» за душу не задела бы, но чего стоит это супцу!