— Привет, Дез’ре, — произнес он.

Она отошла на шаг, схватила его и втащила в большой, старомодно обставленный приемный зал. Сняла с его плеча сумку, привстала на цыпочки и, усмехнувшись, поцеловала в уголок рта. У нее были теплые губы. Она проделала это так естественно, что он невольно изумился ее непринужденности и охватившей его радости.

Дез’ре взглянула на потолок.

— Дом!

И зал тотчас распух, вытянулся и изверг из стены изящную вешалку. Дез’ре повесила сумку на крючок. В сумке лежал его мотылек. Интересно, подумал он, станет ли он извиваться и дрожать. Она сняла шаль, обнажив сверкавшие плечи и шею. Ее кожа была мягкая и гладкая.

— Ну что, Завьер Лоуренс Редчуз. Тебе нравится то, что ты видишь?

Он смущенно пожал плечами:

— Выглядишь хорошо.

— Сама знаю. Я спрашивала, нравится ли тебе, как я хорошо выгляжу.

Она протянула руку и потрепала его по щеке. Он позволил ей потрогать себя. Она улыбнулась и кивнула. Похоже, она была удовлетворена тем, что увидела или ощутила. У нее были белые сильные зубы.

— Завьер Редчуз, кто бы мог подумать! Иди-ка, посиди со мной.

Она отвернулась, а его охватили сомнения.

В целом день его посвящения прошел хорошо. Дети исполнили танец, потом разыграли сценки, звучали поздравительные речи, лились слезы, играла музыка. Все было мило. Весело. Найя надела платье в горошек, в котором стала похожа на бабочку, и ему хотелось гладить ее по волосам. Дез’ре танцевала. Айо тогда еще не расстался с женой, и после тихой ссоры они сидели в уголке и целовались. Собравшиеся восторженно рукоплескали, когда на сцену вышел Интиасар. Он вроде как был немного под хмельком, и все сочли, что для него это большая редкость.

Губернатор поздравил его. Сказал, что это особый день. Поднял бокал. Он говорил о своей безмерной радости оттого, что Попишо снова вернулось на путь истинный и отныне находилось в полной безопасности. И жизнь на архипелаге вновь стала обильной и стабильной. Любил он рифмованные лозунги. «Вы ведь знаете, о чем я, господа! И дамы, я уверен, вы думаете так же, по правде сказать. Мы возвращаемся к нашим первоосновам».

Завьер с трудом скрывал негодование. Смысл сказанного был ясен: народ снова обрел радетеля мужского пола, а в его лице — надежного женатого мужчину.

Дез’ре фыркнула, встала и ушла. В толпе поднялся ропот. Завьер тоже поднялся и пошел за ней. Позволить наставнице покинуть торжество в одиночестве было с его стороны проявлением вопиющего неуважения, к тому же он считал, что она права. Вот тогда-то он и почувствовал, как ногти Найи впились ему в руку. Он взглянул на нее: она буравила его свирепым взглядом. И он сел обратно на стул в недоумении, но потом понял, в чем проблема. Он не мог бросить жену и побежать за женщиной, которая раньше была его любовницей. Об этом все знали.