В конце концов, он поведал ведунье о своей головной боли и ощущении покинутости. Она предложила почитать дневники прошлых радетелей, хранившихся в главном храме ведуний судьбы. А он и сам давно этого хотел, поэтому приступил к чтению незамедлительно. Дневники стали для него спасением. Сорой писал о внезапных судорогах ножных мышц. Байо — о рвотных позывах, которые донимали его вплоть до того момента, как он научился тушить сочную дичь в мочевом пузыре. Жан-Шон Белга — о необычных аллергических реакциях. Но со временем, по мере того как радетели кормили все больше народу и обучались новым тайнам своего ремесла, все их недуги исчезали.

Почему же Дез’ре его не предупреждала об этом? Ее беспечность его разозлила.

А когда Найя умерла, она никак не отреагировала.

Ступеньки шелестели и дышали.

— Все женщины должны жить в гибких домах, — говорила Дез’ре. — Ведуньи уверяют, что в каждом районе есть хотя бы один такой, но их замечают только фантазеры и писатели. — Она засмеялась — или это смеялся дом? — Смотри под ноги, дом все еще привыкает к тебе.

Они опять пошли вверх по лестнице.

Он кое-что знал о гибких домах — они подстраивались под тебя, двигаясь, как дикие звери, изучая твои повадки. Две комнаты могли в мгновение ока превратиться в шесть, а потом еще расшириться по мере прибытия новых посетителей. Причем очень быстро: для этого требовалось столько же времени, сколько чтобы войти в комнату или выйти, и стоило подумать: где же мои чистые трусы или где моя трость, как эти предметы тотчас появлялись. Считалось, что в гибких домах, где балконы перемещались, а рабочие кабинеты становились оранжереями, не стоило жить старикам.

Он вообразил, что комоды в этом доме превратились в пасти и заглотили его окровавленную сумку, сорвав ее с крючка вешалки и сжевав своими зубами его драгоценную записную книжечку.

Дез’ре снова усмехнулась. Это точно она?

Поднявшись на второй этаж, они остановились, чтобы полюбоваться висевшим на стене метровым птичьим пером девятнадцатого века, его старинный деревянный футляр был изглодан временем; там же висели ярко раскрашенные маски из камня, железа, дерева, инкрустированные завитками человеческих волос. Дез’ре погладила отполированный до стеклянного блеска огромный черный камень, лежавший на лестничной площадке.

— Это подарил мне скульптор с Суана. Он приезжает его проведать. Говорит, что ждет, когда проявится узор, таящийся внутри.

Завьер положил ладонь на гладкую поверхность камня — рядом с ее пальцами. Она сразу отодвинула руку.

— А может быть, ему нужна моя пуся, — предположила она. — Мог бы получить, если бы осмелился попросить.