«Нет», — сказал он, потому что еще ощущал на ней зловоние своей блевотины и потому что ей нужен был мужчина лучше, чем он.

Она отпрянула от него: недоуменный взгляд, встрепанные волосы, из-под ночнушки вывалилась одна грудь с отвердевшим соском. Она была настолько обескуражена, что ему захотелось ее приласкать и утешить.

Она снова метнулась к нему, впившись губами в его рот.

Стой! Стой! Стой! Но теперь она уже не могла остановиться. Теперь она должна была это сделать.

Ее позор заставил его трепетать.

«Убирайся!» — отрезала она.

Той ночью, лежа без сна рядом с Найей, он находил на своем теле секреты Анис. Капли пота, которые он слизывал со своих пальцев; золотистая улитка, которую он, ворочаясь, раздавил; молитва на клочке бумаги, найденная под мышкой, колючие бисеринки в одном ухе и засохший шафран в волосах. Ее тайные чувства оставили отметины в уголках его рта и родинки на его груди. Он все ждал, когда Найя повернется к нему и спросит: «Что это?» — про тайные желания, которые Анис оставила у него под ногтями.

«Ты завязал с мотыльками, — заметила Найя. — Я знала, что ты сможешь». Только она имела в виду не мотыльков, а все то, что могло стать преградой между ними.

Анис стала причиной того, что на своей брачной церемонии он появился с темными кругами под глазами — от недосыпа и разочарования.

* * *

Завьер вгляделся в черные волны. Вдалеке он различил мерцавшие белые и голубые огни над Притти-тауном: празднество в Гранд-театре было в полном разгаре. Плыть было легко. Он провел большим пальцем по щетинистой щеке. Захотелось принять ванну, побриться и умастить тело маслом.

Не будет ли Анис возражать, что он пришел ее навестить? Помнит ли еще, как он оттолкнул ее от своего тела? Если она станет возражать, если прогонит, что ж, он оставит ее в покое. Но это был странный день, полный сюрпризов и опасностей. Он видел, какой силой нужно было обладать целительнице, чтобы растянуть свою спину, и как сильно пришлось ей изогнуться, чтобы разгладить мышцы талии и избавиться от судорог. Была ли она здорова и счастлива, все ли у нее хорошо? Сегодня, как никогда прежде, его голова была забита мыслями о ней. И это правда, что он никогда никого не любил так, как любил ее, как Дез’ре любила своих детей. Это печально? Он усмехнулся: уворачиваться от ее тела, восхищаясь им так же, как Данду восхищался крыльями Сонтейн, — вот это нечто!

Он сунул сандалии в сумку. Возможно, она позволит ему приготовить на своей кухне шипы из зарослей. Очистит их, пропустит через мелкое сито, потом через муслин. А он ей покажет, как выдавливать из шипов сок, растирая между ладонями — так женщины вечером умащивают маслом волосы. А потом она, может быть, уложит его на кушетку и сделает массаж: касаясь его кожи одним, двумя, тремя, восемью или всеми десятью серебряными пальцами. Она почует, как сильно он хочет проглотить мотылька и как он почти это сделал. И она будет им гордиться, ни слова об этом не сказав.