Как дивно прижать к металлической спинке ноги она холодная и это блаженство постоянно прижимаю как здорово мыть руки холодной водой когда сильный жар я часто думаю была ли у меня до больницы иная жизнь иногда чудится что я здесь торчу вечность а вдруг кажется только со вчерашнего дня как же я ору когда мне больно ни о чем не думаю ничего не желаю лишь бы прекратилось страдание не мечтаю о том чтобы выжить или умереть молю Бога о том чтобы закончилась эта пытка как я молил Его чтобы проснуться и очутиться дома в своей постели у меня дома около кровати за спинкой на стене сооружена система для включения ламп дневного света телевизора и магнитофона я часто со сна машинально тянусь рукой за прутья койки но там конечно ничего нет а как хочется: ткнуться в родную стену.

Прошлой ночью, замерев у окна, я шептал: неужели в черноте ночи, размалевавшей себя огнями, не существует той, единственной, которая, я знаю с детства, предназначена мне? Где же она? — упирался я в ночь. — Почему не явится сейчас, когда я, любовь ее... Я выходил на балкон и заглядывал внутрь комнаты через стекла. Это доставляло удовольствие. Очень успокаивало. Не то чтобы уютом помещения, — в нем, наоборот, присутствовал хаос, — милым оказывалось то, что зажжена настольная лампа, на столе разбросаны вещи, сейчас, может быть, кто-то войдет. Вторгался я сам, но как бы наблюдал себя со стороны, — тогда становилось тревожно. Невозможно было избавиться от присутствия кого-то еще. Задрапированные окна, казалось, все же позволяют заглянуть в какую-то щелку и меня увидеть.

Сегодня я еду на дачу. Мне необходимо там побывать. Там осталось нечто необыкновенное, чего никогда не обрести, то, что единственное должно мне помочь остаться.

МОРГ

— Он живой! Откройте ему лицо! Дёма! — так орала женщина, вдова его, покойного. Однако же, суетясь подле тела, не решалась отдернуть простыню, а лишь касалась его ладонями, и почему-то именно живота, вздутого, привлекающего взор, как явление чрезвычайное во всем виде мертвеца.

— Дама, успокойтесь. Все в порядке, — так пыталась угомонить вдову однорукая и пьяная сестра-хозяйка, облокотясь о каталку.

Меня охватило приятное оцепенение. Очарованный непередаваемым проникновением в некие секреты жизни и смерти, я замер и не сразу почувствовал боль от ожога, причиненного сигаретой, спрятанной в руке.

— Посмотрите, он дышит! — вдова — врачу, утомленному.

— Мама! — это дочка, несколько раздраженно.

— Клавочка, скомандуйте ребятам завести в ванную комнату — врач — сестре-хозяйке.