— Как? А это что? — наверное, очертит Юрка радиус своих владений, включая жену и дочку, тестя с «жигулями» и еще нечто таинственное, неизвестно, существующее ли, его великое призвание в жизни, и, сопряженные с этим, как само собой разумеющиеся, богатство и всемогущество.
— Ты, я слышал, пишешь рассказы? — так ранит он меня.
И я:
— Нет, нет, я об этом ничего не знаю.
ДОМ
ДОМ
Подобно тому как колдуны, исполняя ритуальный танец, вызывают дождь, — снуют с рассвета алкоголики по дворам и переулкам, материализуя своей энергией бутылку. Та же доля и мне — что еще? Я — сломан! Ничего, кроме правды! Как это будет? Воспоминания о предыдущем дне, предыдущей пьянке. Планы на текущий день. Поход к пивному ларьку. Идиотский разговор с идиотами. Завершение его: по рублю? День. Бутылки и закуска. С охмелением пробуждается озлобленность. Или так, по этапам: 1) Любовь ко всему сущему. 2) Ненависть ко всем и вся. 3) Вселенское горе. Где-то существует друг или был да это Юрка жившие в разных домах мы даже спали вместе да я сбегал ночью из дома тихонько вылезал через окно в сад крался и проникал на соседский участок Юрка ночевал на чердаке в сарае я подымался к нему мы курили и говорили всякие пакости я рос без отца мне нравились мышцы на Юркиных предплечьях. Да, существует еще кто-то, вроде как приятель: он льет гипсовых будд, используя для технических нужд репродукции «Джоконды». Если повезет, будут девочки. Может быть, будет жена. Пьяный, я изгоняю из дома жену. Девочка — очевидно, подруга жены. Мы выползаем из квартиры поодиночке. Мы забираемся в подвал. Вернее всего, мы наслаждаемся друг другом в парадной. После этого — добавка алкоголя у формовщика будд. Беседа. Думы о похмелье. А потом, что будет потом? От нее будет пахнуть, как от запревшей тряпки, зубы желты и поломаны, она радостно улыбается, заискивая, — нальют ли? Да, изо рта пахнет, как из недр уборной. И зубы, они ведь коричневые, и сточены, как у крысы на закате жизни.
Хочу чтобы все это оказалось каким-то страшным сном кошмаром я ведь никогда не болел слыл самым здоровым среди сверстников это потому что мама всегда предупреждала у меня развитие болезни как что заболит так она сразу спросит буду ли я есть таблетку я соглашался и ел прямо жевал а теперь предложи мне таблетку ни за что я ее просто выброшу.
Ржавые (наверное) цепи, что же еще; качаясь, звучат, и стон их, пульсируя по звеньям и опоре, передается камню и земле и маятником отмеряет мое забвение. Из всех движений ума и тела, что ведомы мне, отличаю направленное в мою сторону — кто? Зачем? Неизвестно. Вибрация, и только. Неуверенность, но рвение. Что же все-таки? Я жду, давно жду. Помню. Но что в том? Если бы сейчас... Ближе. И вот уже ясно: ко мне. Вариться в кипятке, пожираться муравьями — что это мне, отведавшему землю? Приди! В обмен на все муки — миг встречи. Что сказать? О чем? Что такое страх? О, эти грязные подошвы, шорох замшелых листьев, суета насекомых в кипе их и все то, что дальше, до меня, — как преодолеть, как сообщиться с фигурой, тень которой мазнула ультрамарином траву и камень? Остановись! Замри: слышишь? Я видел, как падала звезда, я загадал!