Может быть, внезапность превращения ему только кажется? Может быть, ему на роду написано спиться в этом городе? Может быть, это лишь период в его жизни, препятствие, которое необходимо преодолеть, в результате чего у него за плечами окажется серьезный опыт? Опыт каждодневного пьянства? Опыт неубедительно залеченного трихомоноза? Опыт пресытивших память драк, потаскух и бессмысленных шатаний?

Написав заявление на имя Кормящего с просьбой принять его на должность рабочего по дно- и берегоочистке рек и каналов города, мог ли он представить, что год работы в этой организации образует тупик на пути следования его жизни? Панч набрасывал перспективы роста по службе, увеличения заработка (до 350!). Голову его кружила романтика загранплавания, он видел горбящееся волнами море, ощущал бодрящие уколы брызг. Первый год — курсы мотористов. Второй — капитанов и рекомендация на загранку. Вот это да!

Он пил раньше. Ну как? Как все. А тут что началось! Каждый раз, очутившись на Гопсосалке, он поражался тому, во что может превратиться человек. Ведь все мы были ребятишками, но когда видишь наших орлов, трудно в это поверить! Но как с ним-то это случилось? Он занимался спортом, любил. Как далеко теперь — любил! Школа, седьмой класс. Она — из пятого. Трудно поверить — двенадцать лет! Предложила дружить. Сама поцеловала. Все это... Нет, она оказалась девочкой. И он был мальчиком. Очень любил ее. Сколько раз они были вместе! Сколько раз мечтали о том, что поженятся и у них родится сын.

И ведь лучший друг! Что его дернуло? Зачем? Ревновал? Да он и не любил ее! Завидовал? Во всяком случае, наболтал ей такого, что она и говорить с ним отказалась, когда увиделись, — мол, и пьет он со студентками, и спит с ними. Зачем? Не набил тогда ему морду, а почему? Потом, на свадьбе, врезал сбоку так, что тот упал вместе со стулом. Ничего себе — свидетель! Невеста — та вообще убежала. А после ничего себе — сошлись. Друзья все-таки.

Душман зевает, потягивается и думает, она проснется, — но она так же спит, растворив губы, как бы для поцелуя. Он думает, что пахнет у нее сейчас изо рта дурно и целовать ее не стоит. Вчерашнего лоска на веснушчатом лице не обнаруживается. Крупные поры на носу, даже угри. Короткий нос и массивный подбородок. Волосы — белые, но у корней — темные, что выдает стремление приукрасить свой вид. Оба хорошо пропотели за ночь, и если Душману не противен собственный запах, то назойливый кислый дух женского тела ему не нравится. Вообще все оказалось недостойным его, ненастоящим: ее крашеная рожа, волосы, лиф, содержание которого не оправдало рекламы. Да и страсть ее — не к нему, Душману, а к его члену, будто тот существует сам по себе.