Снова ездил в Москву. Почти на две недели. Надо начинать новую жизнь, затоскую — конец мне, между двух стран застрял. Я как раз начал подготавливать документы, а тут папа все решил за меня. Хочу остаться в России. Так же, как когда-то, очень давно, хотел уехать в Германию. Я был молод и глуп, все, что надеялся найти там, оказалось здесь, рядом с родителями. Очень я в Германии был нужен. А здесь был нужен всегда. Даже когда папа еще ездил на велосипеде и улыбался куда чаще, чем хмурился.
Приехал из аэропорта вчера ночью, тихо открыл ключом дверь, не разбудив даже старую, теряющую слух собаку Белку, наскоро скинул с себя куртку и джинсы и почти сразу уснул.
Проснулся утром от криков Сашки.
— А Белка не ест, с раннего утра стоит у дверей. Макс, она тебя ждет!
Выхожу невыспавшийся на веранду. В дверях улыбается, кивает собачья морда. Днем овчарке в дом нельзя. На этом настаивает любящий порядок и чистоту Сашка. Это знаю я. Это знает Белка. Поэтому стоит, переминаясь с ноги на ногу, пыхтит.
— Ох-ах, я думала, ты ушел и не вернешься!
— Ошиблась.
— Да!
Собака прижимает уши, делает неуверенный шаг внутрь веранды, ставя лапу на мокрую тряпку. Сашка вымыл сегодня пол в честь моего приезда, прямо с утра.
— Это ты куда собралась?
— Ах-ох, я знаю, этот закон о запрете входа собак в дневное время… Но так хочется об тебя вытереться.
— А нельзя. Да.
Сажусь на табуретку в двух метрах от ее подрагивающего носа. Я сам очень хочу обнять свою собаку, но эти мгновения так нежно щекочущи, что жалко их упустить…
— Ты не понимаешь. Ты ушел. А потом не пришел. А потом опять не пришел. И даже потом.
— Сашка мне писал, что ты вроде не грустила особо и ела хорошо.
— Это жизнь. Наш папа тоже ушел и не пришел до сих пор. Он ведь вернется?
— Нет, Белка, папа ушел навсегда.
— Ну, я еще подожду все-таки. Ведь ты — пришел?