— Нет, — постарался как можно убедительнее ответить я. Казалось бы, это несложно. Я ведь не разделил персик с Мег Квигли, так что… — А надо было?

Дурацкий вопрос он проигнорировал.

— Другие симптомы?

— Чего?

— Чего угодно.

Что за черт, подумал я.

— Время ускользает.

Теперь заморгал он.

— В смысле — движется слишком быстро?

— Не совсем. — Я пустился описывать явление, которое привык уже называть провалами. Как я вдруг замечаю, что небольшой отрезок времени прошел, а я его упустил. Например, как в пятницу в кабинете Боди Пай она сидела передо мной и медлила, не зажигая сигарету, — а в следующий миг она спросила меня, куда я унесся, и с ее губ свисал окурок.

— По-моему, это просто рассеянность, — пожал плечами Фил. — Но да, занятно. Тебе сейчас сколько?

— Летом исполнится пятьдесят, — вздохнул я.

Он кивнул, внимательно ко мне присматриваясь:

— Трудный возраст.

— Ты отдашь мне мяч, — заявил я, слегка разочарованный направлением, которое принял наш разговор. Покалывающий жар предчувствия, который разливался по телу, пока речь шла о гипотетической опухоли, схлынул.

— После пятидесяти всем нам место на первой базе, Хэнк.

— Давай-ка разберемся, — сказал я. — Ты считаешь, я не могу мочиться, потому что не хочу играть на первой базе? Такой ты мне ставишь диагноз?

Он нехотя усмехнулся:

— Диагноз я пока не ставлю. Ждем анализа крови.

Тут раздался стук в дверь и заглянула медсестра. Фил вышел к ней в коридор, оставив меня одеваться. Когда я услышал, как голоса их затихают в конце коридора, я щелкнул выключателем, и вновь загорелся экран с рентгеновским снимком. На экране сплошь какие-то абрисы и тени, я не мог разобраться, какая такая асимметрия беспокоит Фила Уотсона. Пока я разглядывал экран, тот покалывающий жар вернулся и распространился до самых кончиков пальцев. Я вынужден был сам себе задать вопрос: есть ли хоть малейшая вероятность, что я хочу умереть?