Я чувствовал себя актером, исполняющим роль хорошего внука-зороастрийца.

Я чувствовал себя туристом.

Но Бабу еще немного повозился с моим головным убором, хотя Маму уже его закрепила. Иногда он смотрел прямо мне в глаза, как будто ища чего-то и, возможно, думая – чисто гипотетически, – что в конечном счете это нечто во мне изначально есть.

Бабу напевал что-то себе под нос, разглаживая швы у меня на плечах, а потом его руки так и остались лежать на них.

– Я рад, что ты здесь и все сам увидишь, Дариуш-джан.

Может быть, не таким уж я был туристом.

Может быть, этот опыт мы сможем разделить с Бабу. Будет что-то вроде нашего с ним «Звездного пути».

Возможно, так и будет.

– Я тоже рад.

Аташкадех – это зороастрийский храм огня в Йезде.

В нем службы проводятся не каждую неделю, как в мечети или протестантской церкви. В него пускают только по особым праздникам.

Но внутри этого храма всегда горит священный огонь.

Огонь в Аташкадехе горит уже полторы тысячи лет. По словам Бабу, он зажегся от шестнадцати разных видов огня, в том числе от молнии, и это, если задуматься, просто поразительно.

Все мы были одеты в светлое: мама, Лале и Маму покрыли головы белыми платками и накинули белые манто, а я, папа и Бабу надели специальные белые шапки.

Даже Стивен Келлнер, известный светский гуманист, и тот разоделся в честь такого события.

Храм огня оказался не так высок, как Пятничная мечеть и даже как бадгир в саду Доулетабад. В нем было всего два этажа, вокруг росли деревья. Безмятежный водоем идеально круглой формы отражал безоблачное голубое небо над нашими головами.

– Ого.

Все, чего Аташкадеху не хватало в плане высоты, он с лихвой восполнял своей величественностью. Пять арок по фасаду покоились на гладких белых колоннах, а над ними, на самом верху храма, был вырезан Фаравахар[28]. Крылатая фигура мужчины в камне сверкала над входом безупречной голубизной и золотом.

Я задумался, как ему удавалось сохранять свою яркость под солнцем Йезда, от которого все вокруг выгорало и становилось ослепляюще белым.