– Да, поехали, – ответила я.

Если мне казалось, что поездка в школу была странной, то возвращение было в тысячу раз хуже. Аксель молчал до самого моего дома, а когда мы приехали, он сказал только одно слово: «Увидимся».

Я поднялась в свою комнату и, сбросив платье Чеслин, упала на кровать, широко раскинув руки и ноги. Проведя пальцами по губам, я почувствовала, как сжался желудок. Внутри меня копошилась какая-то непонятная обида, и только спустя время я поняла, что это такое.

Последние пять лет я думала, что мой первый поцелуй будет с Акселем.

89

89

Сон.

Тяжелый, пустой, ясный, темный сон. Мягкий и шелковистый, нежный и вкусный сон.

Раствориться в черную черноту. Наконец-то.

Сначала появляется смех. Яркий и мелодичный. Радостный, как букет свежих цветов.

Он отдается эхом.

Снова.

И снова.

И где-то в этом эхе он начинает меняться. Мелодия иcкажается. Смех, будто споткнувшись, подавившись, вдруг превращается в всхлип. Самый тихий из всхлипов. Но он становится все громче, начинает хрипеть и охать.

– Ли! – кричит голос.

И черная чернота начинает рассеиваться, начинает поблескивать. Цвет меняется до тех пор, пока не становится глубоким красным. Гладкий, влажный, пульсирующий красный цвет взрывающейся артерии.

90

90

Встает солнце. Сорок восемь дней.