Я вспомнил, как тщательно он раскладывал их один за другим на буфете в столовой, чистил и полировал внушительную коллекцию древних штопоров и ножей для фольги – мама при всех объявляла, что он напоминает ей моэля, готовящегося к обрезанию. В последний раз я разложил инструменты, скажи мне, где, в какой это было стране – тут кто-то резко обрывает шуткой про инструменты Абеляра и Абелярову любовь. Это Элоиза во всем виновата, уж я-то знаю, о чем говорю, откликается отец, Элоиза и свадьба. Смех, смех – все это время мы все смеемся вместе, и она мысленно ему изменяет, а сердце его створоживается от печали по той, с которой он познакомился в других временах, по этой его целомудренной любви. Именно этими словами он размечал время в маленьком индивидуальном гроссбухе, куда мы вносим сведения о том, что потеряли, где потерпели крах, как стареем, почему так скудно нам дается взыскуемое, а также имеет ли смысл цепляться хоть за что-то, когда мы разносим по графам жизнь, которую нам довелось прожить, которую прожить не довелось, которую прожили наполовину, которую очень хотелось бы прожить, пока еще есть время, и ту, которую переписали бы заново, будь хоть малейшая возможность, а также ту, которая остается ненаписанной и, наверное, не будет написана никогда, и ту, которую нам хочется, чтобы другие прожили гораздо лучше и мудрее, чем мы, – я знаю, что именно этого мой отец хотел для меня.

– Кто этот человек? – спрашиваю я у мамы.

– Вы с ним раньше встречались.

– Как его зовут?

– Хочешь узнать – приходи до полуночи.

Улыбается, ничего мне не скажет. Да и говорить нечего.

– У тебя все будет хорошо? – спрашиваю я.

– Нормально. – Искрометная, неподатливая мама. Редко я ее такой видел.

– Ты мне никогда ничего такого не говорила.

– Да, я ничего тебе не говорила.

Долгая пауза, по ходу которой мама морщится – попалась плохая фисташка.

– Она, видимо, сногсшибательная.

– Откуда ты знаешь?

– Просто знаю. Ты ведь тут просто маешься зазря, да? Ступай.

Она права. Я тут маюсь зазря.

Я поздравляю ее с Новым годом – на случай, если сегодня больше не увидимся.

Да-да, говорит она, зная, что я вряд ли сегодня появлюсь. Надеюсь, что нет. Мы обнимаемся.

– Никогда тебя таким не видела, – говорит она.

– Таким – каким?

– Не знаю. Другим. Хорошим. Может, даже счастливым.