Мама протянула нам розовый блокнот.

– Похоже, ты ей действительно нравишься, – сказала я, качая головой. До сих пор не верилось, что мама смогла это провернуть.

– Не знаю, но она всегда пытается заговорить со мной, когда мы сталкиваемся на почте.

У нас с Рейн ушло десять минут на то, чтобы просмотреть все адреса в органайзере. Имя Кэрис Ласт там даже не упоминалось.

Тогда мы переключились на записи – и погрязли в списках покупок и дел и рабочих заметках (а я ведь до сих пор понятия не имела, чем занимается Кэрол). Одну страницу моя мама использовала, чтобы делать записи на встрече с доктором Афолаян: нарисовала улыбающуюся рожицу и смешного динозавра. Я позаботилась о том, чтобы эту страницу вырвать.

– Боюсь, тут мы ничего не найдем, – сказала я, чувствуя, как сжимается желудок. Почему-то я возлагала на розовый органайзер большие надежды, хотя с чего бы Кэрол записывать адрес дочери именно в него?

И есть ли у нее вообще адрес?

Рейн раздраженно застонала.

– И что нам теперь делать? Уже февраль, от Аледа ничего не слышно почти два месяца…

– Февраль! – вдруг воскликнула я.

– Что? – удивленно моргнула Рейн.

Февраль. Я подтянула к себе блокнот.

– Дай-ка я кое-что проверю.

Я еще раз заглянула в раздел с адресами и внимательно изучила каждую страницу, чтобы наконец издать ликующий вопль:

– Да!

– Господи, – прошептала Рейн, когда увидела, куда я показываю.

На странице с буквой Ф было всего четыре адреса, а у одного человека не было даже фамилии. Зато в графе «Имя» значилось: «Февраль».

Лондон пылает

Лондон пылает