– Пишоду, у нас на руках почта, ее нужно доставить.

Тот в ответ улыбается. Из спальни раздается голос жены, та спрашивает, что случилось.

– Приготовь мне термос с кофе, у меня вылет.

Гийоме лично управляет небольшим катером с экипажем на борту, который доставляет их к причалу, где на легких волнах покачивается гидроплан. Кроме Мермоза и Пишоду, летят еще штурман, механик и радист. Их ждет ночь.

В предрассветной тишине ревут двигатели, и при свете полной луны Гийоме наблюдает за величественным взлетом мощного тримотора в направлении океана. Поднимает вверх руку, прощаясь, хоть они и не могут его видеть. Он сам не мог бы объяснить отчего, но чувствует, что как бы и он поднялся вместе с ними в небо.

Наверху ночь тихая, умиротворенная. Мермоз озирает россыпь звезд – подтверждение предсказанной метеосводкой ясной погоды. Но через несколько минут, в течение которых он внимательно прислушивался, что-то ему не нравится.

– Лавидалье, слушай.

Механик навостряет уши, словно легавая.

– Что-то есть. В пропеллере.

Пропеллер вибрирует несколько сильнее, чем должен. Мермоз знает, что отвага – это здание, которое зиждется на фундаменте осторожности.

– Крувейе, передай в Уакам: мы разворачиваемся и летим назад из-за проблемы с пропеллером.

Когда они приводняются, их уже ждет начальник аэродрома. Мермоз просит какой-нибудь другой самолет, чтобы лететь в Бразилию, но нет ни одного.

– Послезавтра прибудет «Потэ 300»…

Мермоз смотрит на него косо.

– Почта не может ждать. Пусть отремонтируют пропеллер, и как можно скорее.

Два механика берутся за работу, и на рассвете они вновь вылетают. Летят на запад, а за их спиной, догоняя, встает солнце – красноватое, ленивое. «Граф Де-ла-Волькс» спокойно движется в воздухе. Механик с привычной тщательностью следит за уровнем жидкостей. Пишоду дремлет на своем сиденье. И тем не менее есть нечто странное в потоке обычных звуков. Что-то едва заметное. Некая фальшивая нота в привычной мелодии.

Глава 78. Париж, 1936 год

Глава 78. Париж, 1936 год

В доме у Тони гости. Пара то ли скульпторов, то ли художников, то ли бог знает еще кого порхают вокруг Консуэло. Ему бы очень хотелось сказать ей, чтобы она их не приглашала, или – еще лучше – спустить их вниз по лестнице. Он видит их так: длинноволосые богемные субъекты, которые едят на завтрак красную икру. И знает: думать об этих двоих хуже, чем они того заслуживают, побуждает его, возможно, не что иное, как ревность.

Он предпочел бы, чтобы Консуэло была более разборчива в своих дружбах и более скромна в своих излишествах. Вчера у них случилась крупная ссора. Он не мог больше сдерживаться и вступил в горячую битву. Самым жестоким образом пенял ей за полуночные прогулки. За те ночи, когда она так и не приходит домой и он ждет ее, кружа по квартире, как цирковой медведь в клетке.