И вот она видит себя на площадке лестницы, где раскрывает ставни, затем в коридоре. Лошадь Фелисите привязала к ограде веранды. Ключ вначале не поворачивался, пришлось его обмотать концом шарфа, чтобы ловчей было взяться двумя руками, и, крепко нажав, отвести язычок замка. Гостиная сразу произвела на нее впечатление своими размерами, со вкусом подобранной мебелью, великолепием занавесей, резными фронтонами над панно между окнами и большим зеркалом в глубине. Она раскрыла все ставни и отыскала комнатку, ведущую к лестнице.

«Спальни на втором этаже…»

В коридоре ее охватили сомнения: «Только бы не ошибиться, я должна угадать». Восемь дверей, четыре справа, четыре слева, одна напротив другой. Она отсчитала первую, вторую и открыла третью слева. В полумраке она увидала стоящую на возвышении кровать, обошла кресла и направилась к застекленной двери. Свет залил комнату, и впервые Фелисите восхитилась видом залива и широкого устья реки. У рифов маленький парусник дал залп, и ей показалось это хорошим знаком. Комната находилась между будуаром и ванной. Из будуара можно было пройти в заставленный книгами кабинет. Ей вспомнилось, что тогда она наскоро приняла ванну, чтобы смыть дорожную пыль, потом стала ждать.

И вот доносится из коридора чья-то гулкая поступь, мягко, словно сама собой, поворачивается дверная ручка и занавеска взвивается вверх, как большое крыло.

— Не знаю, надо ли сожалеть, что твое первое соприкосновение с жизнью оказалось таким суровым, — сказала госпожа Шамплер. Она опустилась в кресло, а Доминика устроилась на скамеечке у ее ног. — Ты почти ведь не выезжала за пределы поместья, и, хоть мне не особенно нравилось твое одиночество здесь — кто намного старше тебя, кто моложе, — я ничего не сделала, чтобы создать для тебя подобающее окружение. Вижу, что ты пытаешься как-то себя развлечь, целые дни проводишь в нижней библиотеке. Знаю, что ты увлеклась хлопководством, тебя также часто видят и на полях, даже на мельнице и в градирнях, но это не то, чем обычно занимаются девушки. Скажи мне, Доми, уж не кажется ли тебе, что ты здесь несчастна, а мы и не замечаем этого?

— Что вы, что вы! Я просто жить не могу вдали от нашего дома, вы же знаете, бабушка. Когда я в последний раз гостила у тети Элизабеты, я чувствовала себя не в своей тарелке, ну, будто бы меня обобрали, лишили сама не знаю чего… А ведь в Большой Гавани жизнь очень приятная, и случаев повеселиться хватало с избытком.

— Твои родители… — начала госпожа Шамплер. Она замолчала, но, поколебавшись, продолжила с живостью: — Роды сильно подорвали здоровье твоей матери. Мы с Розелией тотчас взяли тебя на свое попечение. Иногда я спрашиваю себя, не совершила ли я ошибки? Останься ты на руках матери, чувство долга, возможно, заставило бы ее стряхнуть с себя вялость, которая привела ее к почти полному отчуждению от всего окружающего.