Однажды утром лейтенант сообщил о своем намерении отлучиться из Порт-Луи денька на три, на четыре. А Неутомимый сказал Розелии, что они едут на Черную речку и с ними охрана из пяти человек.

На рассвете в ближайшую пятницу перед калиткой нетерпеливо забили копытами лошади. Фелисите с распущенными волосами, в пеньюаре из розовой кисеи, наброшенном на ночную рубашку, собирала в столовой для Неутомимого корзинку с едой, чтобы было чем подкрепиться путникам на привале. Потом она распахнула окно. Вставало солнце, над вершиной горы Большой Палец дрожал и струился розовый свет. В ветвях деревьев порхали и щебетали птицы. Сухой и прохладный воздух сулил один из тех зимних дней, когда небо бывает бархатной голубизны. Едва лейтенант явился в столовую, Фелисите разлила по чашкам горячий кофе. Сев напротив друг друга, они принялись молча пить. Со двора доносился плеск фонтана, негромкие голоса рабов. Лейтенант внезапно поставил чашку и в упор посмотрел на Фелисите.

— Вы что же, вовек теперь не утешитесь, да? — холодно спросил он.

Она еле удержалась от слез, но овладела собой и то ли из гордости, то ли польщенная тем, что человек, доселе не проявлявший к ней ни малейшего интереса, сумел ее разгадать, а быть может, даже и оценить, ответила неопределенным жестом, который он принял за знак согласия.

— Вы заслуживаете лучшего, нежели этот салонный шаркун.

Она возразила живо:

— У вас нет ни права, ни каких-либо данных, чтобы вкривь и вкось судить о том, чего вы не знаете.

Он пожал плечами и встал.

— Очень мило, что вы защищаете человека, которого любите, хоть он того и не стоит. Женщины — поразительные создания, честное слово!

Он взял приготовленную корзину и направился к двери, но у порога остановился.

— Будь я готов к супружеству, я бы на вас женился и уж как-нибудь вылечил!

Фелисите точно пристыла к месту и сидела не двигаясь, пока где-то на набережной не утих перестук лошадиных подков. Позднее она поняла, что в этой манере общения, непринужденной и грубоватой, и состоял весь секрет успеха Брюни Шамплера у женщин. Он не подкупал их всяким чувствительным вздором и обращался с ними не так, как с хрупким стеклом, а как с существами из плоти и крови. Впрочем, входя в гостиную, он тотчас завладевал всеобщим вниманием, а когда начинал говорить, его теплый, богатый оттенками голос производил на слушателей чарующее впечатление. Фелисите, однако, увидела его в этом свете лишь после его возвращения с Черной речки.

А в то июльское утро она, хоть и раздраженная наглостью лейтенанта, спрашивала себя: почему ни с того ни с сего ее жизнь так осложнилась? Она ведь уже привыкла к своим разочарованиям и тусклому, однообразному существованию в течение целого года.