После же Революции, когда удалось избавиться от уполномоченных Директории, прибывших в колонию на кораблях де Серсея с наказом об освобождении рабов, Иль-де-Франс превратился в маленькое, почти независимое государство. Еще в сентябре 1791 года Колониальная Ассамблея провозгласила политическое равноправие белых и цветных граждан. Хоть и бунтуя против слепого повиновения метрополии, хоть и отказываясь безропотно выполнять все ее приказы, колония не обладала необходимым могуществом для той роли, которую стремилась играть. Все знали, что и голландцы с мыса Доброй Надежды, и султан Мизорама, и короли Пегу и Цейлона не раз обращались за помощью к Иль-де-Франсу — увы, понапрасну. Губернатор острова, несмотря на почтенный титул «отца колонии», полученный им от доверчивых жителей за свое простодушие и желание всех примирить, так никогда и не смог дотянуться до гения ла Бурдонне. На какой же прием у этого человека могли рассчитывать контр-адмирал де Серсей и его капитаны?

Госпожа Шамплер была достаточно опытна, чтобы понять, что подвиги моряков на Черной речке вызовут всенародное восхищение, но на весах властей предержащих неудача в бою с китайским конвоем перевесит все нынешние заслуги контр-адмирала. На ком же, однако, лежит ответственность за подобное положение дел?

Смена режима во Франции, разумеется, отразилась и на Иль-де-Франсе. Именно те, кто был менее всех способен толково вести государственные дела, оказались в первых рядах после маленькой революции 1790 года, которую возглавлял Рикар де Биньикур, сын Ленормана д’Этиоля, мужа маркизы де Помпадур. Так как губернатор де Конвей пытался бороться со взявшей бразды правления в свои руки Колониальной Ассамблеей, где верховодил все тот же Рикар де Биньикур, то он вскоре пал ее жертвой. Когда был отдан приказ просмотреть все его бумаги, дабы установить, не вел ли он тайной переписки с министром, он тотчас подал в отставку. Обвинение оказалось необоснованным, и тогда стало ясно, что единственным в глазах некоторых особ преступлением этого губернатора было его ирландское происхождение. Преемнику де Конвея, господину Давиду Шарпантье де Косиньи, тоже не суждено было мирной жизни, тем более что раздоры начали сотрясать и саму Ассамблею.

Несколько отвлекла внимание враждующих лишь эпидемия оспы, заставив власти принять срочные меры против этого бедствия. Больных с Черной речки переправили в лазарет, находившийся невдалеке от Хмурого Брабанта. Только черным с давними метками оспы на лицах было как незаразным дозволено переступать границы кантона.