— Тут даже не о чем говорить, — сказала Жюльетта. — Само положение, которое мы занимаем среди колонистов, не позволяет нам принимать в семью человека из простонародья. Заранее слышу сплетни, какие начнутся во всем околотке, и на реке Рампар, и в Большой Гавани.

— А какие вы слышали сплетни, когда вышли замуж сами? — спросила ее госпожа Шамплер.

— Когда вышла замуж я? — удивленно повторила Жюльетта.

— Ну да, — ответила госпожа Шамплер. — Что тогда люди болтали? Наверно, что вы чудесная пара? Что Белый Замок стоит не меньше, чем Золотые пески, и что потомки этих доблестных колонистов… В общем, что-нибудь в этом роде, не правда ли? Коли так, то я делаю вывод, что ваши родители не удосужились докопаться до истины. Если б они это сделали, я не имела бы горделивого счастья заполучить вас в свой дом.

Жюльетта заправила прядь, упавшую ей на лоб.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Я хочу сказать, что если вы так относитесь к этому юноше, то, вероятно, рассердитесь на родителей, давших согласие на брак с моим сыном.

— Наши семьи достойны друг друга, вы это сами сказали. Благородство Шамплеров известно и уважаемо всеми. Мой дядя встречался с братьями моего свекра еще в Сен-Мало, когда Гилем и думать не думал на мне жениться.

Старая дама подняла голову и выставила вперед подбородок. Она посмотрела вдаль, на море, блестевшее под луной, и голос ее прозвучал уверенно, жестко.

— Да, — сказала она, — это была большая дворянская семья. И сегодня я, как никогда, ценю честь, которую мне оказал лейтенант Шамплер, взяв меня в жены, — меня, дочь корабельного плотника и непутевой женщины, сбежавшей с коммивояжером и не подававшей с тех пор никаких вестей.

— Матушка, — заговорил Гилем, — не стоит преувеличивать. Дед был начальником сухого дока, вы же нам сами рассказывали.

— Да, но лишь после того, как долгие годы ломал хребет, работая корабельным плотником, а потом обучил своему ремеслу немало рабочих, которые создали из перевалочной пристани современный торговый порт. Дело тоже по-своему благородное, так что, будьте уверены, я за отца не краснею.

— Изумительная вы женщина, — сказала Жюльетта, — и если даже все было так, как вы говорите, грустное прошлое отошло уже в область преданий.

«Тупица! — подумала госпожа Шамплер. — Если нельзя по-другому, то в вашем мире предпочитают вычеркнуть кое-какие вещи из памяти, перевернуть страницу и смотреть на все с высоты своего величия».

— Забыть, конечно, проще простого, — сказала она. — Вы, моя милая, можете выбросить из головы все эти прискорбные факты. А я отказываюсь! И мне кажется, что отныне я буду их вспоминать с особенным наслаждением и даже гораздо чаще.