20 сентября Паскевич вступил в крепость. Путь русским на Эривань был открыт.

В Сардарапате русские не засиделись. После тщательной рекогносцировки Эривани на военном совете 24 сентября был составлен план овладения ею, и 25-го уже началось предварительное обстреливание из полевых орудий. В этот же день закипела в войсках спешная работа: готовили туры и фашины, и на следующий день на крутом и высоком Георгиевском холме, всего в 300 саженях от восточной стены крепости, были установлены шесть тяжелых орудий. 27 сентября, после того как целую ночь проработали над сооружением батарей свыше 2 тысяч человек под жестоким огнем персов, на Эривань смотрели жерла восемнадцати русских пушек. Саперные работы велись с замечательным воодушевлением. «Лунный свет, – говорит о них всеподданнейшее донесение Паскевича, – открытие неприятелем работающих, живая ружейная пальба, ничто не остановило ни инженеров, ни пионеров, ни гвардейский батальон, бывший в прикрытии, ни работающих из числа солдат Ширванского карабинерного, 39-го егерского и Севастопольского полков».

29 сентября полдня работали осадные орудия, и под их жестоким огнем рухнула часть стены Эривани с юго-восточной башней. Гасан-хану после этого было предложено сдаться, но он даже не дал ответа; тогда решено было в ночь на 1 октября штурмовать крепость. На другой господствующей над Эриванью горе, Ираклиевой, была поставлена еще шестиорудийная батарея, и весь день 30 сентября продолжалось жесточайшее бомбардирование крепости. Пушки метко делали свое дело разрушения. Бреши в крепостной стене все увеличивались. Большинство домов Эривани было разрушено. Самая крепость была вся укутана в облака порохового дыма, и под прикрытием его русские подвигались летучею сапою все ближе и ближе к крепостной насыпи. Наконец рабочие подошли так близко, что из Эривани были ясно слышны вопли женщин и детей, умолявших сардара о сдаче. Гасан-хан оставался непреклонным, а в это время русские были уже под самым глассисом. Тогда неукротимый сардар решился на последнюю отчаянную попытку. Вдруг в ночной тьме эриванские стены разом были ярко освещены, так что неприятель сразу обнаружил и русских рабочих, и русские батареи. Сейчас же с крепостной стены в русских посыпался град пуль и картечи, понеслись ядра. Неприятельский огонь был настолько силен, что должны были ударить отбой. Сводный гвардейский полк, прикрывавший рабочих, стал отходить, но опять загрохотали сорок русских пушек, и грохот их не смолкал уже до рассвета. Эривань горела, пушки сардара были принуждены молчать, но Гасан-хан по-прежнему отказывался от сдачи. Со своими уцелевшими войсками он попробовал было пробиться, но егеря, чугуевские уланы и казаки не пропустили его через русское живое кольцо, и отчаянный сардар вернулся в Эривань.