Рядом с собором – великолепный дворец, в котором имеет пребывание главноначальствующий края, а напротив него – публичная библиотека, здание 1-й женской гимназии и музей.

Кавказский музей открыт 1 января 1867 года. Несмотря на свое сравнительно короткое существование, музей заключает в себе массу интересных коллекций. Тут при входе – что прежде всего бросается в глаза – стоят два больших сосуда для вина, называемые кевры. Залы первый и второй заключают современную кавказскую этнографию: одежду, оружие, музыкальные инструменты, предметы роскоши, домашней утвари и прочее; все находится в изобилии и расставлено с большим вкусом. Следующие два зала посвящены антропологии древности и нумизматике. Тут же знаменитый камень императора Веспасиана с надписью о постройке крепости Митридатом, царем иверийским. Залы пятый, шестой, седьмой посвящены зоологическим, ботаническим и геологическим отделам. Во втором этаже помещаются модели развалин, на дворе же клетки с дикими зверями и хищными птицами. Недалеко от выхода стоит памятник археологу Кавказа Адольфу Петровичу Берже.

Продолжением Головинского проспекта служит Дворцовая улица с роскошными, лучшими в городе магазинами. Дворцовая улица упирается в Эриванскую площадь, где находится стильное здание городской думы. Вправо вверх дорога идет в самую красивую часть города – Сололаки, к жилищам аристократии и денежных тузов, а влево вниз – к Воронцовскому мосту, в начале которого стоит чудный памятник князю Воронцову. От этого памятника начинается Михайловский проспект, густо обсаженный пирамидальными тополями, и заканчивается садом Муштаид. Сад расположен на берегу Куры и служит любимым местом для прогулок. За Муштаидом находится церковь, называемая по-местному Дидубе.

С той же Эриванской площади можно попасть и в азиатскую часть города – на Майдан, где вы будете поражены пестротой суетящейся толпы. Тут попадаются жители чуть ли не всего Востока. В некоторых тесных улицах, в которых подчас нельзя разъехаться и двум экипажам, кишат и люди, и животные, виднеются человеческие головы, морды лошадей, ишаков (ослов), нагруженных дорогим здесь древесным углем, зеленью, фруктами, а то прямо каким-нибудь долговязым персом, ноги которого чуть ли не волочатся по земле. Вот перс, окрашенный хной, будто в какую-то огненную краску, дородный армянин в туземной чохе и московском картузе, мулла в белой чалме, а вот тип, уже исчезающий с проведением водопроводов, – это тулухчи медленно подвигается в массе со своею лошадью, через спину которой перекинуты меха, наполненные водой. Как везде на Востоке, бесчисленные лавчонки, маленькие, скученные, служат вместе с тем и открытыми мастерскими. Портные, поджав ноги, с нитками в зубах, спокойно шьют черкески, снимают мерки, утюжат, стегают, а заказчики их так же хладнокровно снимают с себя при всей честной публике шаровары и бешметы. Цирюльник откровенно мылит щеки и бороду какому-нибудь франту или громко стрижет ножницами, перебрасываясь шутками с соседями и прохожими. Все моются, бреются, стригутся, одеваются, раздеваются на этом родном для всех, гостеприимном базаре, точно у себя в спальне.