— Ой, Шурик. Да не слушай ты никого. Душа живет вечно. И после смерти. И помнит все, что было в жизни. Первые дни она вместе с ангелами, которые ее сопровождают, посещает дорогие для нее местности. Ходит у дома. Будто ищет себе успокоения. Пристанища. А потом взлетает в небеса. И преодолевает небесных духов и стражников. А таких там двадцать. Ну, это как двадцать таможенников! — видимо, вспомнив рассказ Александра о казахстанской таможне, Анатолий пустился объяснять церковное понятие мытарств души в доступных мирянину терминах.

— Так вот, преодолев эти мытарства, а на каждой небесной таможне его пытают насчет разных грехов, как то: ложь, осуждение, лихоимство, гордость, гнев, ярость, блуд, прелюбодеяние…

— Боюсь, что при последнем испытании ему достанется сполна, — заметил Дубравин. А потом вспомнил имама мечети. И его рай с гуриями и молодыми женами: у них-то все по-другому — это в заслугу ставится.

— Ну, что заслужил, то и получит, — продолжал Анатолий. — Так вот, преодолев все эти заслоны, душа предстанет перед Богом. Ей покажут райские обители и адские бездны…

— А если не преодолеет мытарств, то что? — забеспокоился Дубравин.

— То сразу в ад. Но ты не переживай. Амантай — он все преодолеет. И, судя по всему, на сороковой день ему назначат место, где он должен пребывать до воскресения из мертвых. А когда придет конец времен и наступит время Страшного суда, он, как и миллиарды других, воскреснет из мертвых в красоте и славе.

— Ты меня не пугай! — заволновался впечатленный Дубравин. — За одну маленькую греховную жизнь мучиться вечно! Как-то это несправедливо.

— Не переживай! Бог милостив. Я думаю, он всех простит. И его. И нас. А потом никто не знает, какие у него критерии отбора. Может, мы все праведники. И сразу попадем в рай.

— Сомнительно! — помолчав с минуту, сказал Дубравин. — Так, наверное, не бывает, чтобы человек был сразу и святым, и грешником.

— На все Его воля! — рассудительно заметил по этому поводу Казаков. — Наше дело — покоряться. И молиться. Я за Амантая буду молиться. Хоть он и мусульманин. А все же родной человек.

— Это хорошо! — заметил Дубравин. И решил еще поделиться с другом:

— Слушай, такая странная история. Он просил меня найти и опубликовать его завещание. Но я пока ничего не обнаружил. Может, ты чего слышал? Вы же общались?

— Общались мы последние годы только по телефону. А этому средству связи доверить ничего нельзя. Так что я не знаю. Но исполнить последнюю волю человека — святое дело! Думаю, оно найдется. Чудным образом. И совсем не там, где ты его ищешь…