Дубравин еще раз отложил в сторону рукопись Амантая. Вспомнил разговоры с казахстанскими друзьями и политиками: «Как много у России общего с Казахстаном! И начало пути было похожим. И в продолжении много совпадений. Неужели это все закономерно? Борьба с олигархами. Изгнание их из стран. Расправа с премьер-министрами.
И политические убийства по одному сценарию. Генерала Рохлина якобы застрелила жена. Бывший мэр Алма-Аты якобы застрелился сам. У нас на “судьбоносные”, якобы свободные выборы пригласили коммуниста. А потом стерли его в порошок. У них — демократа. И тут же облили помоями.
Появились генералы-наследники. Из аналогичных структур — ФСБ и КНБ. Правда, у Суперхана он еще и родственник — племянник. Но так, наверное, надежнее. Что, у нас нет другой дороги? Хотя почему же? Казахи строят национальное государство. А мы? А мы остались империей. Но почему? Мы ведь долго искали свой путь. Бродили, как иудеи по пустыне. Вроде была у нас либеральная модель, прозападное правительство. Но это вступало в противоречие с реальностью в виде остатков имперского прошлого. Дрейф без руля и без ветрил продолжался до 2014-го. Тогда и настал момент истины. Из-за Крыма произошел окончательный развод с Западом, куда была устремлена наша элита. Многие рассчитывали, что найдут там пристанище, вывезут семьи. Но “цивилизованный мир” повернулся к нам спиной. И стало окончательно понятно, что демократией по западному образцу с либеральными воззрениями нам не стать. Надежды на буржуазную революцию развеялись: буржуй у нас нынче слаб и труслив. Россия осталась империй. А значит, сохранился груз, который был на наших плечах в царские времена и советский период».
Дубравин поднялся из-за стола. И в волнении стал ходить по кабинету туда-сюда. А мысль билась: «Но ход истории показывает: нам нужна сильная центральная власть. Вопрос не в субъективной сущности правителя — будь то Ельцин, Путин или кто-то еще, а в объективных вещах. В нашей стране около двухсот народов и народностей. И они находятся на разных ступенях развития. В Чечне, Кабарде, Дагестане, Осетии и других кавказских и некавказских республиках сохраняется родовой строй. Свои законы местные общины, по сути, ставят выше общероссийских. И живут, словно в далеком прошлом. А в мегаполисах картина противоположная: люди уже в будущем. Они атомизированы. Семейные и дружеские связи утрачены. Ценности совершенно иные. Насадить повсеместно демократию в западном смысле, когда каждый свободно выражает свою волю, невозможно: тот же Кавказ всегда будет голосовать по принципу родства. Ключевое значение имеют и размеры страны. Как управлять такой гигантской территорией с малочисленным и разнородным населением? Любой местный начальник здесь чувствует себя хозяином. Привык, что никакой другой власти нет. Правит, как полноправный князь: Москва не дотянется! В каждом городе свои кланы. Один сменяет другой. Система основана не на законе или единых стандартах. Так что демократические методы не помогут. Только палка. Плюс еще один — может быть, самый тяжелый, фактор. Владимир Путин констатирует: мы получили государственное управление в наследство от коммунистов, от Ленина. У нас есть отдельные национальные образования. Они имеют собственное руководство, полномочия, амбиции. Попытаешься уравнять — вызовешь жесточайшее сопротивление. Эти образования — как раны на теле страны: в любой момент могут воспалиться. И, чтобы Россию не разорвало на куски, тоже требуется жесткая власть, способная подавлять сепаратистские настроения. Тот же 1991 год показал, как быстро поднимаются национальные элиты, ввергая страну в хаос. Допустить повторения нельзя. Поэтому мы оказались заложниками ситуации. И в застывшей системе, когда все рычаги находятся в Москве, наш выбор невелик: безопасность или развитие. Может быть, не демократия нам нужна. И не выборный правитель, а лидер нации — как Суперхан в Казахстане, аятолла в Иране или королева в Британии. А уж под ним — президент, партии и правительство, которые обеспечивают взаимное поедание, конкуренцию и очищение от скверны. Тогда появятся и демократические возможности.