– Нет, нету, – сказала она. – Извини.
Фрэнк вынул из кармана папиросы. Она улыбнулась и кивнула, он сорвал целлофан и протянул ей пачку. Она постучала ею по парапету, взяла себе сигарету и ему тоже предложила.
– Нет, не курю, – сказал он, скривившись. – Оставь себе.
Теперь она рассмеялась. Сигареты стоили денег. Она взяла его за руку и повела по променаду. Разглядывая ее лицо на фоне яркой воды и темнеющего неба, он предположил, что она одного с ним возраста. Может, и нет. В конце променада она свернула в переулок и подвела его к двери. Когда она открыла ее, он сделал шаг назад, и она сказала:
– Нет, заходи. Заходи, синьор Флинн.
Комнатка была немногим больше чулана. Может, на самом деле она жила не здесь. Тут не было ничего, кроме раковины, кровати, крошечного окна и вешалки для пальто. Она взяла его за руки и втащила в комнату, потом закрыла дверь.
–
Фрэнк покачал головой.
– О’кей. О’кей! – Она похлопала его по карману. Он достал бумажник и бросил на кровать деньги. Поглядев на них секунду, она вытянула десятидолларовую купюру. – О’кей?
Фрэнк кивнул и собрал оставшиеся деньги. Когда он спрятал бумажник в карман, она положила руку ему на член. У него пока не стояло, но ее прикосновение подействовало. Она немного потерла его, и он стал еще тверже. У Фрэнка вспыхнули щеки. Он невольно подумал о Юнис. Юнис была последней девушкой, с которой он спал. В конце африканской кампании им дали увольнительную в Тунисе, но строго-настрого велели не приближаться к тунисским женщинам – у всех шлюх была гонорея, а у других женщин – родственники мужского пола, «а это еще хуже». Начиная с Сицилии не было ни возможностей, ни выходных. Он в сотый раз велел Юнис убираться из его головы. Выглянув в окошко, он, конечно же, не нашел места для Юнис на фоне каменных стен или видневшейся за ними полоски неба, моря и гор. Он выдохнул.
–
– А-а, – ответила она. – Мисссс Джоан!
«Дж» она произнесла как «ч».
– Джоан Фонтейн?[74] – спросил Фрэнк. Шлюха кивнула. – «Ребекка»?
–
– «Ганга Дин»?
–