Роуз игнорировала возмущенные ахи и охи.

– Потому что знаете что? Слушайте все! – Она обеими руками показала на Гарета и Саманту. – Их дочь не набрала даже минимальный проходной балл первого этапа отбора. Как вам такое? Ваша семейка лицемеров даже не имеет права быть на Дне открытых дверей!

Снова охи, бормотание, где-то в толпе резкий смешок.

А потом тихий голос Эммы Зеллар:

– Зато вы украли мой проект на День истории.

Роуз хотела заорать в лицо этому избалованному отродью, но тут Зи наклонилась и подняла с пола проект Кью, который Роуз уронила несколько минут назад.

– Мама, она правда украла. – Зи развернула створки лошадиного проекта так, чтобы Саманта и остальные увидели. – Она и Кью. Роуз указала на проекте только имя Кью, хотя я сделала половину работы. Не меньше половины. Кью даже печатать не умеет. Видите?

Роуз уставилась на проект.

– Она права, – запричитала Роуз, вскидывая руки. – Она абсолютно права. О боже, боже, боже. – Она уронила лицо в раскрытые ладони. Из груди ее вырвался долгий, несчастный стон. – Это все из-за академии, – сказала она, потом оторвала руки от лица и повторила сквозь слезы: – Это все из-за проклятой академии… она нас превратила… сделала нас всех… просто… да вы сами посмотрите на все это!

Роуз рванулась к ближайшему столу и взяла один из проектов наугад.

– Крисси Бейкер, – прочитала она, – о геохимии вулканов.

Она показала работу множеству свидетелей разоблачения, застывших с раскрытыми ртами.

– Но я знаю Дэйва Бейкера. Он геохимик, работает в Дарлтонском университете. Блин, да он завкафедрой по геохимии! Вы ведь не думаете, что это он подсказал дочери идею и сделал за нее девяносто процентов работы?

Роуз уронила проект и окинула взглядом класс.

– А как вам наш маленький талантливый виолончелист?

Она протопала к колонке, из которой играл Бах, и к фотографии юного музыканта в рамочке. Мальчик на снимке опустил глаза, рука, держащая смычок, изящно изогнулась.

– Так уж вышло, что я знаю: Картер Стэнхоуп ненавидит виолончель, ясно? Несчастный мальчик последние два года жалуется, что не хочет больше заниматься, но это никого не волнует, потому что его мамочки втемяшили себе в голову, что он вундеркинд. А на самом деле он просто старательный ребенок, который не может сказать «нет», когда ему твердят, что надо отыграть эти сраные десять тысяч часов.