– Но, мама, Эмили была настоящая, – не сдавалась я. – Я отлично ее помню.
настоящая
А действительно ли я ее помню? – вдруг спросила я себя. Воспоминания о ней теперь уже показались мне какими-то чересчур отчетливыми, чересчур светлыми по сравнению с тем мраком, что окутывал мое детство. Может, это просто совпадение, что у семейства Джексонов фамилия такая же, как название нашей улицы? И разве все они не уехали куда-то из Молбри вскоре после исчезновения Конрада?
действительно
– Конечно же, она была настоящая! – настаивала я. – Иначе откуда же взялся тот ее подарок мне на день рождения? Тот розовый альбом, который, как вы говорите, Конрад решил незаметно принести на недавний праздник, устроенный в мою честь? Там еще был внутри рисунок – я собственной персоной. И это точно Эмили нарисовала.
Отец с сочувствием посмотрел на меня:
– Беки, милая, но ведь это же ты сама нарисовала! И в альбом эту картинку сама вклеила. И открытку сама подписала. Конрад об этом знал. И его это очень беспокоило. Он хотел, чтобы у тебя реальные друзья появились.
ты сама
Я почувствовала стеснение в груди.
– Неправда! Эмили и была моим реальным другом! Я и мать ее помню, и старшую сестру Терезу, которая ДЦП страдала.
реальным
Я уверяла себя, что нет ни малейших причин сомневаться в том, что я действительно все помню, а вот мои родители как раз страдают некими провалами в памяти. Это они (а вовсе не я!) столько времени живут словно во сне и никак не могут очнуться. А мне, к счастью, наконец-то удалось выбраться из этого туннеля. Я теперь вполне счастлива, крепко стою на ногах и чувствую себя целостной…
они
– Ох, Беки, – со вздохом прервал мои мысли отец, – ведь Тереза – это твоя сестра. Правда, она умерла еще до твоего рождения, а Конрад был тогда еще совсем крошкой. И у нашей Терезы действительно был ДЦП; она умерла, когда ей всего три месяца исполнилось. А тот розовый альбом – это ее альбом. Мы с мамой много лет держали его в коробке, да так и не решились заполнить. А ты, должно быть, его нашла, развернула и вклеила туда свой рисунок.
твоя
нашей
ее
Я покачала головой:
– Но я же помню Терезу! Я помню, какой она была.
Отец возразил ласково, но твердо: