– Нет, особого потрясения я не испытала и совсем не испугалась, – сказала я, наконец обретая дар речи. – Мне всего лишь хотелось увидеть его лицо.

Джером улыбнулся:

– Вы пока просто посидите спокойно, выпейте чаю, а потом расскажете мне, что вы успели запомнить.

В общем, я рассказала ему и о грязных башмаках, и о зеленой двери, и о том, что слышала тогда какой-то странный глухой стук – словно кто-то прыгнул или захлопнул дверь.

– Но кто-то совершенно точно знает, что именно тогда случилось, – сказала я. – И этот кто-то явно предупреждает меня: держись от тех событий подальше. Но мне кажется – после всего того, что я сегодня сумела вспомнить, – что это вполне мог быть Милки. – И я рассказала, как Милки пытался передо мной извиниться – за то, что случилось в тот день под Перечницей, а возможно, и за что-то еще. – Понимаете, Джером, было видно, что ему не по себе от этих воспоминаний. И он, по-моему, хотел еще о чем-то мне напомнить. Если бы сейчас у меня была возможность с ним поговорить, я бы наверняка выяснила, в чем еще он собирался мне признаться.

– Может быть, – сказал Джером. – Но мне думается, что сперва нам следует…

Он не договорил. Дверь в учительскую внезапно распахнулась настежь, и туда буквально влетели Филип Синклер и Эрик Скунс. Лицо у Скунса было цвета пармской ветчины, а у Синклера – белое как мел. Увидев меня, Скунс резко затормозил, и на лице его появилось какое-то странное выражение. А Синклер бросился прямиком к телефону и набрал какой-то номер из трех цифр.

– «Скорая»? Это школа «Король Генрих». Вход со стороны театра, – сказал Синклер. Затем он буквально рухнул в кресло, стоявшее у телефона, и пояснил тому, кто был на том конце провода: – Поторопитесь, пожалуйста. Мне кажется, имел место жуткий несчастный случай.

Вы, Рой, возможно, читали об этом несчастье в газетах, но, наверное, уже ничего не помните. Подобные случайности, к сожалению, довольно часто случаются в старых домах и обычно по некой комплексной причине: простое невезение плюс смешанная электропроводка плюс оголенные провода плюс человеческая ошибка. Кристофер Милк, школьный сантехник, был единодушно признан виновным в собственной смерти и единственной жертвой этого несчастного случая. Обсудив случившееся, коллектив школы «Король Генрих» пришел к выводу, что могло быть гораздо хуже. Мог погибнуть и кто-то из учеников.

Я не очень хорошо помню, как прошел остаток того дня, не говоря уж о том, что меня все время преследовал запах горелой человеческой плоти. Я, правда, помню, что «Скорая» приехала буквально через пару минут после звонка Синклера; помню еще, что Джером ни за что не позволял мне даже заглянуть в театр, а Скунс все время ел меня взглядом, словно именно я была виновата в случившемся. Еще я помню, что Синклер выставил нас всех из школы, как только решил, что я уже достаточно пришла в себя. Вот тут-то и пришел конец моим планам оживить уснувшие воспоминания: мне стало ясно, что отныне школа будет доступна исключительно для полиции.