Разумеется, сейчас в школе никого не было. И со двора никаких голосов не доносилось. Я медленно прошла вдоль скамьи под опустевшими вешалками; лишь на одном крючке висел кем-то забытый блейзер; видно, его хозяин слишком спешил поскорее попасть домой. Все шкафчики, согласно школьным правилам, были оставлены открытыми – ученик, забывший свои вещи в шкафчике после окончания триместра, был бы неминуемо оштрафован. Дверцы шкафчиков были распахнуты настежь; их металлическое нутро показалось мне чем-то похожим на внутренность старомодной духовки. На внутренней стороне дверец еще остались обрывки старой клейкой ленты – там год за годом разные поколения мальчишек наклеивали листки с расписанием уроков и фотографии любимых музыкальных групп (и еще, может, одну-две фотографии центрфорварда любимой команды). Шкафчик Конрада, помнится, был весь оклеен фотографиями, вырезанными из журналов: «Sounds» и «Melody Maker».
Войти в раздевалку можно было только из Нижнего коридора. Никакой другой двери там не было. Как не было и места для нее: шкафчики учащихся занимали все стены, причем располагались блоками, по шесть в каждом, и нижние были больше верхних. Все шкафы были пронумерованы – к дверце каждого была привинчена маленькая металлическая пластинка с номером. Шкафчик Конрада имел номер 73. Я обычно сидела на скамье напротив и неотрывно смотрела на эту металлическую пластинку, почти невидимая под висевшими на вешалке пальто и куртками.
Я отыскала свое прежнее место. Шкафчик № 73 был в верхнем ряду, и мне, помнится, приходилось задирать голову, когда я, сидя на скамейке, смотрела на металлическую дверцу с этим номером. А еще мне помнилось, что на дверце у Конрада был наклеен круглый стикер с какой-то надписью. Сейчас, конечно же, никакого стикера не было и в помине; от него даже следов не осталось. Но сама дверца шкафчика № 73 оказалась закрытой.
Я села на скамью, которая показалась мне удивительно низенькой, так что колени мои почти уперлись в подбородок, и вспомнила, что обычно, сидя на этой скамье,