Я увидел Питера и бросился к нему, испытывая облегчение. Уселся рядом с ним – моим редактором и другом, – отчаянно нуждаясь в его доброте и здравомыслии. Уже начал прикидывать, как бы просидеть так всю ночь, не вызвав у него раздражения. Он спросил, как у меня дела, и я попытался ответить, но тут Бобо отвел меня в сторону. Я не виделся с Бобо много лет. Он рассказывал какую-то историю про Стива, но я ничего не мог понять. Бобо был пьян и до сих пор страдал от последствий того падения с лестницы. Паралич лица так и не прошел. Мне показалось, он сравнивает падения – свое и Стива. Когда Бобо меня отпустил, я что-то сказал Питеру насчет людей, которые часто падают в «Публиканах». Прежде чем Питер успел ответить, мы оба услышали Джорджетту возле задней двери: она рыдала и повторяла раз за разом «нет с нами больше нашего босса, что мы будем делать без него?».

Проигрыватель крутил заунывную классическую музыку. Кто-то крикнул, что надо поставить музыку Стива. Элвиса. Фэтса Домино. Джонни Престона. Один из барменов достал из-под стойки кассету с его любимыми мелодиями. От песен все развеселились, потому что они вернули Стива к жизни. Конечно же, босс здесь. Мы посмеялись бы с ним над тем, как все это странно, если бы только сумели его отыскать среди пьяной толпы.

Я попросил себе еще один скотч и встал рядом с Бобом-Копом, который пил «Ржавые гвозди».

– Как думаешь, сколько еще продержится бар? – спросил он меня.

– По-твоему, «Публиканы» закроются? Боже! Мне и в голову не приходило.

Но это была не совсем правда. Такая мысль посещала меня, я просто не хотел этого признавать. Однако когда Боб-Коп ее озвучил, я лучше понял причину тоски – своей и всех вокруг. Дело было, в том числе, в эгоизме. Мы тосковали по Стиву и оплакивали его, но знали, что без хозяина «Публиканы» могут умереть тоже.

Ноги у меня подогнулись. Я стал озираться в поисках места, куда можно присесть, но ни одного свободного не оказалось. Меня затошнило. Все собравшиеся вдруг показались отвратительными. Даже при виде длинной отполированной барной стойки желудок сжимался, потому что древесина напоминала крышку гроба Стива. Я протолкнулся к выходу и побрел в дедов дом, где рухнул на кровать в задней спальне. Когда несколько часов спустя я открыл глаза, то не сразу понял, где нахожусь. В Йеле? В Аризоне? У Сидни? В своей квартирке над рестораном Луи? В квартире Хьюго? Постепенно все части головоломки встали на место, и я вспомнил, что живу у деда.

Опять.

Приняв долгий горячий душ, я переоделся в чистое и вернулся в «Публиканы». Было уже три или четыре утра, но все находились там же, где я их оставил, вот только таяли и оплывали, словно в музее восковых фигур включилось отопление. Сквозь гущу толпы я добрался до Боба-Копа и Спортсмена, по-прежнему стоявших у бара. Они не заметили, что я уходил домой и вернулся. Они не знали, сколько сейчас времени и какой сегодня день, но им было наплевать. Я пил с ними до самого рассвета. Они все так же не собирались уходить, но мне нужна была пища и свежий воздух.